Я пригласил его на ланч. Не успел он сесть за стол, как я заговорил о его будущей книге. Вообще-то эта тема возникала и раньше, но Сакс всегда уходил от нее. Свои журнальные публикации он считал статьями-однодневками, написанными по конкретному поводу, и поэтому им не место в книге. Пусть умрут своей естественной смертью, сказал он мне однажды. Читатель один раз прочел и забыл. Не надо надгробного памятника. Заранее зная его доводы, я преподнес нашу с Энн идею не в литературном, а в чисто коммерческом обрамлении. Живые деньги. Ты сидишь на шее у Фанни, сказал я ему, вот уже семь месяцев. Не пора ли и самому хоть пальцем пошевелить? Не хочешь брать работу — подготовь книжку. Хватит думать только о себе. Сделай хоть что-то для нее.
С таким жаром я с ним никогда еще не говорил. Я так завелся, до того преисполнился собственной праведности, что в середине моей напыщенной тирады Сакс уже начал улыбаться. Наверно, я выглядел прекомично. Но разве я мог предположить, что одержу столь легкую победу? Сакса не надо было убеждать. Услышав о предложении Энн, он сразу одобрил будущую книгу, поэтому свои доводы я мог спокойно оставить при себе. Несколько раз он пытался меня остановить, но, думая, что Сакс принял эту идею в штыки, я продолжал наседать на него еще настойчивее. По такой же логике человека, который очень голоден, надо уговаривать сесть за стол. Я был смешон — неважно. Главное, Сакс согласился издать книгу, и в тот момент это была колоссальная победа, гулливеровский шаг в нужном направлении. Ничего не зная об их семейных делах, я, естественно, не догадывался, что для него этот проект был не более чем уловкой, удачным предлогом разорвать с Фанни. Это не значит, что Сакс не собирался готовить материалы для книги, просто его мотивы были не совсем такими, какими я их себе представлял. Для меня книга означала его возвращение в реальный мир, а для него — бегство от реальности, последний жест доброй воли перед тем, как исчезнуть в темноте, бесследно раствориться.
Как раз после нашего разговора Сакс набрался мужества предложить Фанни какое-то время пожить врозь. Он уедет в Вермонт работать над книгой, она останется в Нью-Йорке, и у них будет время обдумать дальнейшую жизнь. Благодаря этому проекту он получил ее благословение на отъезд, истинная цель которого была фактически скрыта. Следующие две недели Фанни как хорошая жена снаряжала Бена в Вермонт, то есть своими руками разрывала последние семейные связи, вероятно даже не допуская при этом мысли, что их брак — это не навсегда. Привычка заботиться о муже давно превратилась в рефлекс, настолько глубоко въелась в поры, что ей, скорее всего, просто не приходило в голову остановиться и задуматься: «Что же я делаю?» Парадокс расставаний. Такой странный постскриптум — люди вместе и не вместе; если их что-то еще и связывает, то только желание разбежаться в разные стороны. Нечто подобное я пережил с Делией. И Фанни с Беном действовали по сходному сценарию. Она невольно помогала ему уйти от нее, а он принимал ее помощь, как будто это в порядке вещей. Она извлекала из подвала кипы его старых статей, делала фотокопии с пожелтевших, рассыпающихся оригиналов, просматривала в библиотеке микрофильмы в поисках какого-нибудь случайно забытого эссе, сортировала весь этот бумажный массив в хронологическом порядке. В последний день перед его отъездом она закупила картонную тару для архива, а на следующее утро вместе с Саксом таскала тяжелые коробки в кузов машины. И все это вместо того, чтобы просто расстаться. Прямо и недвусмысленно сказать друг другу «прощай». На это они были уже не способны.
