Раньше других победил свой страх Сенька. Во-первых, он был на целый год старше своих приятелей, во-вторых, трудная самостоятельная жизнь давно уже научила его не терять головы в самом опасном положении. Глядя на друзей, ободрился и Кимка.
— Так кто же эти двое? — спросил он у Сеньки.
— Могила и какой-то Чемодан Чемоданович... Голос будто знакомый... а точно вспомнить не могу... Однако хватит болтать — сюда движутся!
Действительно, бандиты, продолжая обсуждать свои преступные планы, подходили к «Аладину». Вот они остановились как раз напротив наших смельчаков.
— Так, берлога, говоришь, надежна? Никто не тревожил? — прогудел незнакомец.
— Никто, — почтительно ответил Степка, — если не считать проклятого пацанья. Целый день тут крутились, в моряков играли. Хотел турнуть Их, да отступился...
— И правильно сделал, — одобрил Степкин собеседник. — С перепугу растрезвонили бы кому не след... А нам афиша как попу гармонь на похоронах!
«Проклятое пацанье» лежали ни живы ни мертвы. Они внутренне ликовали, благословляя свою прозорливость, удержавшую их от лазания на «Марата». Уж в своем логове Степка не постеснялся бы с ними разделаться! А Чемодан Чемоданович продолжал:
— Ох уж и попрыгают теперь энкаведисты, особенно их апостол — Подзоров!
Санька похолодел: речь шла об его отце! Что ему угрожает? Может, враги задумали на него покушение? Как им помешать? Как?
Бандиты замолчали.
— А ты уверен, что там не сорвется? — наконец многозначительно спросил Степка, когда игра в молчанку ему надоела. — Откровенно говоря, твоя затея мне не нравится... Политикой она припахивает. А за такие дела — шлепок полагается. А мне житуха еще не надоела.
— Не робей, воробей, бог не выдаст — свинья не съест! Дело верное, сам минировал. Яньке останется лишь крутнуть машинку... А плата такая, что и во сне тебе не снилась!.. Золотом.
— А Янька не сдрейфит?
— Не рискнет ослушаться. Знает: за такое горло перерву!
— А что, если комсомолочка уже побывала у чекистов?
— И что? Она толком ничего не знает. Одни дога-дочки. Но довольно болтать, еще накаркаешь беду!
— А если она не того, как ты говоришь, — продолжал свое Степка, — так умнее без мокрого дела отвалить. Пусть живет на радость папе с мамой.
— Не твоего ума дело! Сказано — пришить, значит, пришьешь, и точка!
Притаившиеся мальчишки страшились перевести дыхание. А сердца их колотились с такой силой, что казалось, вот-вот выпрыгнут из груди.
«Лишь бы благополучно выбраться из этой переделки, — дал себе клятву Санька, — ни в какую Одессу не поеду. Буду теперь вести себя так, как и должно воспитанному мальчику. Пропади пропадом все путешествия и приключения!»
