Элизабет выглядела испуганной от одной мысли о таком путешествии.
– Но, Дженни! Ты – молодая девица и поедешь в такую даль без сопровождения. Только подумай, какой скандал!
– Боюсь, мне уже поздно беспокоиться о скандалах. Но ты, тем не менее, права. Я не поеду в женском наряде. Помнишь Рождество, когда мы разыгрывали «Ирландскую вдову» Гаррика? Я играла миссис Брейдл, и мне пришлось наряжаться лейтенантом. Что ж, наряжусь еще раз. У меня до сих пор сохранился старый зеленый пиджак бедного Ричарда, который я тогда надевала, и его бриджи. Если накинуть поверх плащ и, – она задумчиво глянула на свое отражение в зеркале, – что-нибудь сделать с волосами, я прекрасно сойду за юного отпрыска, едущего в отпуск из Итона.
– Но что скажет генерал, когда ты появишься на Грейт-Питер-стрит в таком наряде?
Дженнифер скорчила гримасу.
– Дорогая, не смею даже думать об этом. Нечего заранее придумывать всякие страхи. Беги-ка за деньгами. А то даже дядюшкины пьяницы-политики соберутся домой. И ты должна помочь мне постричь волосы, прежде чем уйдешь совсем. Как удачно, что короткие волосы входят в моду. Я буду чудесно выглядеть, вот увидишь.
Это не помешало добросердечной Элизабет расплакаться, когда каштановые волосы разлетелись по полу.
– Ох, Дженни, я не вынесу, что ты уезжаешь! Я так тебя люблю. Гораздо больше, чем отца.
Дженнифер ласково улыбнулась.
– И ты доказала это, моя любовь. Но подумай, если я останусь, мне придется выйти замуж за Эдмунда, а мне представляется, это не по душе нам обеим.
Элизабет так жарко покраснела, что Дженнифер предпочла не продолжать, но поторопила Элизабет, чтобы та скрылась в своей комнате, пока не разошлись гости. Вся в слезах, Элизабет ушла, поцеловав напоследок Дженнифер. Опасаясь заснуть, Дженнифер не осмелилась лечь в постель. Она должна сбежать, как только в доме все затихнет, чтобы быть как можно дальше от дома, когда ее побег обнаружится и начнется погоня.
Чтобы чем-нибудь занять себя, она села и сочинила записку дяде. Чернила в чернильнице на ее письменном столе почти высохли за время ее отсутствия, так что записка получилась вынужденно краткой:
«Дядя, я скорее поставлю под угрозу свою жизнь, вылезая из окна, чем подчинюсь вашему отвратительному плану. Не ищите меня. Я не поеду обратно в Лаверсток. Поверьте и избавьте себя от неловкости справляться обо мне там. Поверьте также, что я постараюсь, чтобы меня не нашли».
На этом чернила кончились, и она даже не подписалась. Она надеялась, что эта записка не позволит заподозрить Элизабет. Она также надеялась, что дядя думает, будто у нее в кармане достаточно денег для найма коляски, которая доставила бы ее в Лондон прежде, чем у него появится возможность ее поймать. Ему, конечно, скажут, что Звездного нет на месте, но он наверняка подумает, что она доехала на нем только до какого-нибудь из соседних городков, где можно нанять коляску. Если повезет, он потеряет время, расспрашивая о ней там. Больше всего ей хотелось, чтобы он поверил ей и не стал искать ее в Лаверсток-Холле. Почему-то для нее была невыносима мысль о том, что он предстанет перед лордом Мэйнверингом и начнет требовать назад свою непослушную племянницу. Тут она поймала себя: а почему, собственно, она думает, что лорд Мэйнверинг заинтересуется ее исчезновением? Когда он услышит об этом, он просто пожмет плечами, убежденный в правильности своих первоначальных сомнений.
