Так или иначе, но пока надо было решить, какого политического оттенка мне держаться. Я никогда не имел определенных мнений и до сих пор следовал эклектическому социализму, который проповедовал Пуаре и который вполне меня устраивал. После 13 мая Пуаре с великолепным умением менять позиции, которое доступно лишь великим умам, стал деголлевцем. Я попытался было последовать его примеру, но очень скоро понял, что сделал ошибку.
Слишком много было вокруг настоящих деголлевцев. Все лольдавцы, от самых ярых оппозиционеров и кончая самыми горячими сторонниками Освободителя, даже Больдюк, чтили генерала де Голля и восхищались, каждый по различным соображениям, режимом, установленным во Франции. Они сурово осуждали мою умеренность, которая, впрочем, была не чем иным, как дипломатической осторожностью.
Потом я разом изменил свою точку зрения и занял позицию смелого, но умного оппозиционера, коей придерживаюсь и поныне.
Надеюсь, читатель обратит внимание на то, что я не сказал "умного, но смелого", ибо для человека осмотрительного именно ум определяет границы смелости, а не наоборот.
Вот тогда, осуществив свои давние намерения, я и начал носить очки в нейлоновой оправе, подстриг волосы ежиком, подписался на "Темуаняж кретьен" и усвоил привычку посещать воскресную мессу.
["Темуаняж кретьен" - ежедневная газета, выпускаемая католическим издательством. Начала выходить в 1941 году в период движения Сопротивления. За резкую критику политики французского правительства в Алжире подвергалась конфискации.]
Пуаре был признателен мне за все эти перемены, потому что в силу контраста это позволяло ему еще наглядней демонстрировать свою собственную независимость. Тем самым он лишь поднял свой престиж. Возможно, это и спасло его, ибо посол, которому надоела вся эта возня, решился, наконец, просить, чтобы Пуаре отозвали. Департаменту, где насчитывалось немало жертв Пуаре, было плевать на его репутацию. И потому предложение отозвать его было принято общедепартаментским ликованием. Однако отозвали посла.
Новый посол был из тех, кого считают слишком незначительным, чтобы быть полезным во Франции. Будучи выслан в Польдавию, он никак не мог утешиться. Голлизм Пуаре и моя оппозиционность удовлетворяли разом и его обиженное самолюбие и чувство неколебимой преданности своей отчизне. Вскоре мы оба стали ему необходимы.
К концу учебного года я под руководством Больдюка защитил в Государственном университете Польдавии докторскую диссертацию о вариантах "э немого" в произведениях французских военных писателей первой половины XX века. Большая часть материалов была взята из мало кому известной брошюрки, опубликованной в 1954 году в Сен-Флуре бывшим полковником французской Освободительной армии. Купил я ее когда-то на барахолке Мериадек в Бордо, и сам не знаю, благодаря какой случайности книжка эта попала в Польдавию среди прочих моих бумаг. Я ничем не рисковал: слишком далеко Канталь от берегов Польдавии. Впрочем, ни один из членов жюри, даже и Больдюк в том числе, не дал себе труда ознакомиться с моей работой. Первая же страница убедила их, что я вполне к месту цитирую де Голля, и они сочли излишним идти дальше.
