Литератрон | страница 26
ГЛАВА ПЯТАЯ,
в которой я служу своей родине еще в одном качестве
Больдюку я, разумеется, ни слова не сказал о литератроне, ибо он, практичный и хитрый, как все южные польдавцы, был вполне способен украсть мою идею, чтобы вырваться, наконец, из университетского пленения, куда он попал из-за своей подмоченной репутации.
Делая вид, что тема эта меня отнюдь не интересует, я под различными предлогами связался со специалистами, могущими дать мне необходимые разъяснения, и в первую очередь с профессором Оксфордского университета мистером Винсентом, автором сообщения, столь меня встревожившего. Винсент связал меня с Джоссельсоном из Вайна, США, с Гюберина из Загреба, с Бофом из Лондона и со многими другими. Вскоре я имел уже довольно ясное представление о положении дела. Каждый ученый, работавший над этим вопросом, шел своим путем, и идеальная машина, описанная Винсентом, так и не была сконструирована, однако элементы ее были разбросаны по десяткам лабораторий трех континентов.
Я не мог взяться за работу всерьез, не обеспечив себе солидной поддержки во Франции. Момент, увы, был самый неблагоприятный, так как в это время разыгрались события 13 мая 1958 года [Мятеж ультраколониалистов в Алжире]. В течение недели соотношение сил вокруг Рателя резко изменилось. Замешанный в деле "розового балета" Фалампен окончательно исчез с политического горизонта. [Скандальная история, имевшая место во Франции в 1958 году, в которой был замешан бывший президент национального собрания Ле-Трокер. Дело шло о тайных спектаклях, в которых выступали малолетние девочки в весьма откровенных костюмах]. Профессор Вертишу, который в результате навигационной ошибки в 1940 году в районе Лиссабона попал вместе с де Голлем в Лондон, вместо того чтобы согласно своим намерениям возвратиться в Виши, оказался, таким образом, в 1944-м в числе борцов за Освобождение, а в 1958-м, невзирая на свой преклонный возраст, получил пост министра совещаний и конференций и сразу стал весьма влиятельной особой, хотя и не самым светлым умом во Франции. А Фермижье дю Шоссон, оскорбленный тем, что его не позвали на первый прием в Елисейском дворце, подал в отставку, бросил все официальные дела и тут же принялся выпускать оппозиционный еженедельник.
Ратель снова вышел сухим из воды. Если судить по письмам Бреаля, он, оказывается, бесстрашно встретил бурю. Его положение при новом режиме несколько напоминало положение Больдюка в Польдавии. Против его участия в делах не возражали, но в то же время ему не очень доверяли. Так что в данный момент я не мог рассчитывать на его поддержку. Пожалуй, всего вернее было провести зиму в Польдавии и выжидать, пока ситуация прояснится.