Чечевицын нахмурился. Чем-то женщина в лиловом неуловимо раздражала его, хоть он и старался быть как можно объективнее к людям. Но, на его взгляд, от богатой петербургской дамы так и веяло высокомерием, не говоря уже о том, что у нее единственной из всех присутствующих как раз и была веская причина раз и навсегда избавиться от Любови Осиповны.
А Амалия смотрела на Севастьянова, который исписывал уже вторую страницу, и думала, правильно ли она поступает, доверяя ему, человеку, который показался ей таким простым и искренним. Ведь она всегда знала, что нет ничего обманчивее внешности.
«Во-первых, странным кажется уже бегство Натали с пустыми руками, в неизвестность. Во-вторых… Во-вторых, он явно не так прост. У него было страшное лицо, когда он обрушился на тетку… Затем газета… да… Но письмо, которое обвиняет его в убийстве? К чему оно? И почему все-таки Серпухов? Интересно, есть ли у него знакомые в Серпухове?»
Один за другим гости отдавали исписанные листки следователю, который благодарил их, пробегал глазами показания и обещал, если что, вызвать их повесткой для более подробного разговора. Гости ежились от одного упоминания о возможном допросе, но Максиму Алексеевичу все было хоть бы хны: в качестве представителя закона он был неумолим.
– Значит, вы ничего не помните? – спросил он у Калмина, который написал самые короткие показания.
– Вы же сами были на вечере, – парировал поверенный. – Многое вы успели заметить? Может быть, вы видели, кто ее убил? Тут было столько народу, что…
Максим Алексеевич задумчиво покусал нижнюю губу. И в самом деле, помыслил он, надо будет хорошенько покопаться в памяти. К примеру, господин Севастьянов, который старательно искал убитую, выглядел не то чтобы подозрительно, но довольно интригующе. Сам Севастьянов, кстати, уже стоял перед ним и с робостью, странной в таком могучем человеке, протягивал два мелко исписанных листа.
«Что такое, зачем?» – ужаснулась Амалия, заглянув в них.
– Так… очень хорошо… – пробормотал Чечевицын, просмотрев показания. – Значит, вы пришли нарочно, чтобы узнать от убитой о своей супруге?
Амалия сделала нетерпеливый жест. Зачем, ну зачем Севастьянову надо было об этом писать? Ведь от такого признания всего полшага до подозрения в убийстве.
– Да, Любовь Осиповна обещала мне… – начал Степан Александрович и умолк.
Чечевицын строго посмотрел на него и поправил очки.
– На вашем месте, милостивый государь, я бы не уезжал далеко из города, – внушительно проговорил он.
