За столом сидели трое детей от первого брака Симона в возрасте от семи до пятнадцати лет.
- Господи боже мой, конечно, можно! Так вот, слушайте! Вы знаете, что женщин, осужденных судом на смертную казнь, у нас фактически не казнят. Эта традиция существует с... с какого времени, Гастон? - обратилась она к мужу.
- Со времени Греви, - важно заметил Гастон. - То есть более шестидесяти лет. Но и до Греви это практиковалось лишь и редчайших случаях.
- Запомните это, - подхватила Анриетта. - Так вот, несколько месяцев назад адвокаты обратились к маршалу, чтобы испросить у него помилование для одной женщины, приговоренной к смертной казни, о, более чем отвратительной особы, поверьте мне: она убила свою маленькую дочку ударом ноги.
- Какая жестокость! - воскликнула тетя Эмма. - Ударом ноги! Как только земля терпит таких матерей, это же зверь!
- Дело происходило в Бордо, - пояснила Анриетта таким тоном, будто именно это подтверждало подлинность ее рассказа, - суд приговорил эту женщину к смертной казни. Адвокаты ходатайствовали перед маршалом о том, чтобы заменить смертную казнь пожизненным заключением, напомнив ему о нашей знаменитой традиции не гильотинировать женщин, и он им на это ответил: "А почему бы и не женщин?"
Все обедающие громко вознегодовали, но среди общего хора голосов выделился голос дяди Александра, который только сейчас открыл рот и бросил во всеуслышанье:
- Чисто военная логика.
- Ох, что-то не верится, - страстно запротестовала тетя Эмма. Скажите, кисанька, от кого вы сами-то слышали?
- От одного адвоката, в правдивости слов которого я не имею основания сомневаться, - отозвался Гастон. - Именно он передал мне эту гнусную фразу.
В столовой на авеню Ван-Дейка, залитой ярким полуденным солнцем, в этой семье, где женщины всегда играли главную роль и установили своего рода матриархат, законам которого безропотно покорялись мужчины, ужасная фраза: "А почему бы и не женщин?" - отдалась во всех сердцах зловещим эхом.
- Не то что мне жалко эту злодейку, которая заслуживает самой жестокой кары, но у меня просто руки опускаются, - заметила старая девица уже тоном ниже и обернулась к своей невестке, прекрасно осведомленной во всех политических вопросах: - А ты об этом знала, Мари?
Мари утвердительно кивнула головой.
- Почему же ты мне ничего не сказала? Это же очень, очень важно.
Мать Симона, не отвечая, устало и неопределенно махнула рукой. Этот поступок маршала трогал ее куда меньше, чем все прочие его распоряжения.
