— К тебе.— Настька не смутилась.
— Ко мне? — окончательно опешил Карысь. Он ещё надеялся, что Настька пришла к Верке, а к нему забежала вовсе случайно.
— К тебе,— повторила Настька.
«Мальчишки узнают,— тоскливо подумал Карысь,— задразнят».
— Ты сильно болеешь? — поинтересовалась Настька, удивительно тихо и спокойно сидя на стуле. Карысь такой Настьку видел впервые и немного удивлялся. Она вечно куда-то бежала, вечно с кем-то спорила, вечно к кому-то цеплялась. А сейчас сидела — и всё.
— Не знаю,—недружелюбно ответил Карысь.
— А я видела,—зашевелилась Настька на стуле,—ты сперва всё катился и катился, а потом тебя не стало. Ух, знаешь, как я перепугалась. И все мальчишки напугались. Только они боятся об этом сказать, и ваш Витька тоже, а я видела.
— Я скоро на улицу буду ходить,—невпопад сказал Карысь.
— Не пустят,—решительно заявила Настька.
— Много ты знаешь,—рассердился Карысь.
— Ещё месяц не пустят,— настаивала Настька.
— Тогда уходи.— Карысь засопел и отвернулся к стенке.
Настька растерялась, но в это время в комнату заглянула Вера и нараспев сказала:
— Карысь, тебе пора таблетку пить.
Настька поднялась, посмотрела на Карыся и тихонько вышла из комнаты.
3
И вот наконец, наступил день, когда Карысю разрешили выйти на улицу.
— Сегодня, Серёжа,— строго сказала мать,— ты можешь немного прогуляться по улице. Но только совсем немного. Ты понял?
— Да,—восхищённо ответил Карысь.
— И ты оденешься тепло. Пальто, шарф, шапка, разумеется. Ты понял?
— Да.— Карысь уже едва удерживался на месте.
— Дышать только через нос...
— Да.
— В снегу не валяться...
— Да.
— Верного не трогать...
— Да.
— Веру слушаться...
— Да.
Карысь был готов на всё.
Тяжело отворяется утеплённая на зиму дверь. Первый шаг, но ещё не на улицу, а в сени, но и это уже почти улица. Сладко скрипят половицы под ногами, ещё одна дверь, двор, калитка и...— улица! Настоящий снег под ногами, настоящий парок изо рта (шарф нечаянно оттянут вниз, и Верка этого пока не видит), настоящий сугроб через дорогу.
У Карыся легонько кружится голова, ноги ещё плохо слушаются его, но он смотрит, смотрит вокруг и с трудом узнаёт горы и реку, тайгу, дома, озеро, привыкнув за лето видеть всё это совершенно другим. Он ещё некоторое время стоит неподвижно, а потом вдруг бросается бежать и кричит на ходу, и падает, и снова бежит по сугробам, проваливаясь по колена в снегу.
— Серёжа! Карысь! Карысь! — напрасно кричит Вера и бежит следом, пытаясь поймать его. Карысь ничего не слышит и не видит, не ощущает мороза и навалившегося в валенки снега. Сейчас он в одной, только ему ведомой, стране, куда нет доступа никому другому. Он бежит, высоко поднимая ноги, путаясь в полах пальто, шапка каким-то чудом развязалась и сползла ему на затылок, шарф уже едва держится на плечах, и никого нет вокруг. Только он, Карысь, и только снег. Удивительно мягкий, удивительно белый, удивительно тёплый снег.
