Любава - Вячеслав Викторович Сукачев

ЛЮБАВА

1

И это случилось...

— Вы понимаете, зачем я пришла?

— Да,— тихо ответила Любка.

Перед ней стояла женщина, встречи с которой она боялась больше всего. И не потому боялась, что чувствовала себя виновной — за себя она могла бы постоять,— а потому, что ей было жалко эту красивую и уже усталую женщину.

— Можно пройти?

— Конечно,— спохватилась Любка и засуетилась по кухоньке, подставляя гостье табуретку, смахивая крошки со стола и никак не находя того дела, на котором можно было бы успокоиться. Впрочем, о каком там покое могла быть речь, но только бы занять себя чем-то, дело найти, чтобы между ними хоть это было, дело какое-нибудь завалящее.

— Мне трудно начинать этот разговор,— женщина бочком села на краешек табуретки, медленным движением руки распустила узел пухового платка и расстегнула верхнюю пуговицу пальто. Платок упал ей на плечи, и она за один угол стянула его себе на колени. Густые каштановые волосы, плотно и аккуратно уложенные в узел, придали женщине строгость и какую-то грустную интеллигентность. Кого-то она сейчас напоминала, но Любка не успела вспомнить — кого, ее взгляд неожиданно привлекла шпилька, наполовину выглядывающая из волос. Именно эта шпилька подсказала Любке, насколько женщина растеряна, насколько она не в своей роли и как ей трудно сидеть на этой, такой

удобной для Любки, табуретке...— И тем не менее вы должны меня выслушать.

— Хорошо, Мария Иосифовна,— по-школьному покорно ответила Любка.

— Вы бы сели,— вздохнула женщина,— мне неудобно так с вами говорить.

Любка пошла в комнату и принесла себе стул. Ей было неловко, что женщина сидит на табуретке, а она расселась на стуле. Уж лучше бы наоборот. И Любка сидела прямо, низко опустив голову и сунув сложенные вместе ладони между колен.

— Вячеслав Иванович бывает у вас? — Очевидно, женщина хотела спросить проще, чтобы вызвать Любку на откровенность, но сознание того, что она унижает себя этим вопросом, и унижает перед девчонкой, которая младше ее на добрых десять лет, придало ее голосу отчужденную строгость. Но Любка не уловила всего этого, не поняла, потому что мучительно искала в себе чувство вины перед этой женщиной, искала раскаяния и не находила. Это ее и радовало и пугало одновременно. Раньше, до этой вот встречи — все было. Все она пережила и перемучила в себе, но теперь, хоть убей, все это куда-то подевалось.

— Да,— едва слышно ответила Любка и, подняв голову и прямо глядя в строгие глаза женщины, еще тише повторила: — Бывает, Мария Иосифовна.— И голосом, и всем своим видом она словно бы пожаловалась женщине на это обстоятельство, пожаловалась просто и доверчиво. И женщина растерялась. Она поправила прическу, заколов до предела ту самую шпильку, на которую обратила внимание Любка, и принялась теребить отстегнутую пуговицу. Но, очевидно, вспомнив о вредности этой привычки, поспешно убрала руку и надолго замолкла.