Розовски собрался было отпустить тормоз, но тут калитка распахнулась, и изумленному его взору предстала Наама Ример собственной персоной – в черном платье и платке. Судя по всему, мать Гая Римера соизволила нанести визит своей подруге Хедве Дамари, чтобы утешить ее в скорби по застреленному сыну.
Натаниэль хмыкнул. Во всяком случае, этот визит косвенно подтверждал слова Гая: главарь гив'ат-рехевской группировки непричастен к убийству конкурента. С одной стороны, этот факт облегчал дело, с другой – осложнял его. Кому же, в таком случае, помешал Седой? Если конкуренты ни при чем?
К Нааме Ример подкатился было парень с первого телеканала, но тут же увял, когда один из сопровождавших крестную маму гив'ат-рехевских бандитов бесцеремонно отодвинул его в сторону.
После недолгого размышления, Натаниэль заглушил двигатель, нашел в бардачке черную ермолку, водрузил ее на голову, после чего вышел из машины и неторопливо направился к дому госпожи Дамари, придав своему лицу соответствующее случаю печальное выражение. Постояв некоторое время у калитки и не услышав ничего интересного, он направился к мраморным ступеням крыльца, но тут в доме послышался какой-то шум, потом крики. Тяжелая с металлической фигурной решеткой дверь распахнулась, и Натаниэля едва не сбила с ног стремительно выбежавшая из дома женщина. Вслед ей из дому неслись неразборчивые, но весьма эмоциональные проклятья.
Женщина остановилась у калитки, обернулась и крикнула:
– Чтоб вы подавились вашей руганью! Плевать я на вас хотела! И дети мои никогда порог этого дома не переступят! Будьте вы все прокляты!
Она была довольно молода и, наверное, в другое время – хороша собой. Сейчас лицо, показавшееся Натаниэлю знакомым, искажала гневная гримаса. Глаза были припухшими от недавно пролитых слез. Женщина яростно хлопнула калиткой и вышла. Натаниэль услыхал, как разговоры в толпе стали чуть громче и оживленнее.
На этот раз он ступил на первую ступень крыльца не без опаски. Ему показалось, что сейчас на него еще кто-нибудь выбежит.
Но нет, он беспрепятственно преодолел три ступени и вошел в просторную гостиную. Стену напротив входа украшал огромный фотопортрет покойного. На нем Шошан Дамари выглядел то ли крупным ученым, то ли голливудским актером, играющим крупного ученого. Всепонимающий мудрый взгляд, легкая улыбка под аккуратно подстриженными усами.
Один угол портрета перехватывала траурная лента. Прямо под изображением главы гив'ат-рехевской группировки был расстелен ковер, на котором сидели в молчании Хедва Дамари и два ее младших сына. Расплывшаяся темнолицая Хедва, родившая восемь бандитов и одного раввина, закрыв глаза, раскачивалась всем телом и тихо стонала. Натаниэль присел перед ней на корточки.
