Словно надкушенный плод.
Волосы шелка послушнее,
В голосе травы и мед… —
пела женщина, мучительно лаская пальцами струны.
А дядя Анарсон сидел напротив тихо-тихо, подперев щеку кулаком, и по ней медленно катилась одинокая слеза.
– Н-да, были времена… – проворчал тангар, вытирая щеки. – В такие моменты я люто завидую эльфам.
– Чему?
– А тому, что тот же Альс сможет еще вернуться в степь, и не раз и не два. А мы с тобой, в особенности я, уже никогда. Разве что во сне.
– Да ты романтик, Анарсон! – изумилась бывшая ведьма, прижимая цитру к своей груди.
– Не был бы романтиком, всю жизнь бы возле отца-матери просидел.
– Но ты ведь не жалеешь?
– Вот еще!!!
Тангарский оптимизм взял вверх над ностальгией, и Анарсон послал своего родича еще за одной бутылкой кассии… Пить так пить.
– По-моему, я очень четко и ясно объяснил вам задачу. Или нет?
– Да, мессир Хиссанд.
– Тогда почему я не вижу результатов вашей работы?
– Мы делаем все возможное, но Ритагон слишком велик…
– Меня и Оллаверн не интересуют подробности, важен только результат.
– Мы будем стараться, мессир Хиссанд.
– Очень на это надеюсь.
Копирование интонаций Хозяина Сфер давалось Ноэлю с величайшим трудом, потому что воспроизвести эту несравненную игру модуляций, заставляющую жертву разноса ощущать себя ничтожнейшим из червей, было не под силу никому, кроме самого Ар’ары. Но, кажется, на незадачливого Погонщика Ноэль сумел произвести неизгладимое впечатление. Теперь тот совершенно точно возненавидит оллавернского легата на всю оставшуюся жизнь. Как, собственно, и вся ритагонская ложа магов. Ноэль заставил их в кои-то веки поработать в поте лица. Такого маги не прощают.
Ноэль готов был кусать себе локти оттого, что так не вовремя отвлекся на пререкания с мытарем, собиравшим положенную въездную пошлину. Пока мессир Хиссанд давал выход своему недовольству мироустройством, Джасс словно сквозь землю провалилась. Вот только что была рядом, и уже ищи свищи. Обидно же! Он уже строил планы их дальнейшего сближения, вдруг он сумеет убедить женщину добровольно пойти на сотрудничество с Оллаверном! Как ломают строптивцев его коллеги и наставники, мессир Хиссанд знал слишком хорошо. И если быть уж совсем честным с самим собой, то разве он отказался бы снова согреть ее постель? Заставить ее стонать от наслаждения… Фу ты, наваждение какое-то! А ведь на самом деле ничего особенного. Если сравнивать с признанными канонами красоты, то что выйдет? Брови жидковаты, веки тяжеловаты, непотребно широкие рот и скулы, и в целом лицо лишено симметрии. Не красавица, а тянет к ней мужчин. Загадка!
