Старик придирчиво оглядел парня.
— Вот только косу придется убрать.
Жаль, конечно, отросшую косичку, по мнению Валерки, красу и гордость любого уважающего себя мужчины, но придется лишиться этой красы. Жизнь дороже. А уж в том, что с ним сотворят охотники за дискетами, попади он им в ухватистые лапы, парень нисколько не сомневался.
Пантюша достал острый охотничий нож, осторожно собрал в кулак волосы и чиркнул им. Наподобии стоматолога, показывающего пациенту выдравший зуб, продемонстрировал отрезанную косичку.
Приготовления завершены и можно отчаливать.
— Сплывешь, старшой племяш, аж до самого Темрюка-городу. Держись у берегов, на стремнину не лезь — ущучат. В Темрюке отыщешь мово дружка, вместях рыбачили на Азове. Он поможет.
Пантелей оттолкнулся от берега шестом, взялся за весла. Мотор врубит только когда выберется из зарослей на речной простор…
Оставшись наедине с Любкой, старик принялся часто моргать и тереть глаза. Будто отправил любимого племянника не на Азов-море, а на край света, где его поджидают всяческие беды-несчастья. Отворачивался от девушки, говорил нарочито грубым голосом, жаловался на вечную простуду и ломоту в спине.
— Стар и немощен сделался я, девонька. Самому себя жалко… Ну, да ладно, сейчас мы с тобой нажарим окуньков, похлебаем ушицы. Хороши окуньки под чарку, ох, и хороши же!
Болтает, а сам поглядывает на оставленную на его попечение девчонку. Как она, не тоскует ли по уехавшему парню? Вроде держится молодцом, даже смеется над шутливыми высказываниями «опекуна».
Вечером Людмила забралась в осточертевший шалаш, плотно занавесила вход, обрызгала все вокруг вонючим антикомариным снадобьем. Заправила фонарик привезенными дедом батарейками, немного почитала. Уснула поздно, долго вертелась на хлипкой раскладушке.
Дядя Федор провел ночь у костерка, завернувшись в старый, облезлый тулуп. Едва начало рассветать, встрепенулся, собрал нехитрую рыболовную снасть и засел на берегу протоки. Незряче глядел на поплавки и проворачивал в голове тягостные стариковские мысли. Как там плывет Пантюша? Не узрели ли его, не дай Господи, нелюди? Тот же жирный участковый?
Старик не знал, что Тимофей Игнатьевич тоже маялся, не зная, как поступить. «Общественница» бельишко не развешивает, значит зловредная девка-потаскуха на хуторе не появилась. Да и вообще там странное безлюдье. В бинокль отлично видны хаты, надворные постройки, плодовые деревья и — все. Ни одного человека! Не сидит на пеньке бабка Ефросинья, не хромает по своему подворью инвалидка Настасья.
