— Иваныч, началось…
— Я сейчас! — крикнул он.
Не знаю, сколько времени прошло, появились какие-то люди в белом, они что-то спрашивали, я ничего не понимала, только плакала, даже кричать боялась. Но тут вбежал Иваныч, взял меня на руки и отнес в машину.
Роды были долгими, мучительными, но сына своего я увидела только через полгода. После родов я ослепла. «Истерическая амблиопия» — сказали врачи. Бедный, бедный Иваныч, как же туго ему пришлось! Крохотный ребенок, слепая жена, которая день и ночь льет слезы… Конечно, и молоко пропало. Врачи говорили, что слепота должна пройти, но она не проходила.
— Иваныч, миленький, прости меня…
— Дурочка, ты ж не виновата…
— А расскажи, какой Петька…
— Петька? Красавец! Здоровенный, толстый, аппетит будь здоров!
Чтобы иметь возможность работать, Иваныч нашел русскую старушку Евдокию Сергеевну, которая жила неподалеку и приходила мне помогать. Испытательный срок он выдержал, его взяли на постоянную работу и платили очень недурную зарплату. Евдокия Сергеевна стала моим спасением.
— Что ж это ты сидишь, а? Ребеночка обиходить и на ощупь можно.
Она приучала меня ко всему и через месяц я научилась сама его мыть, менять памперсы, только еду для него она мне не доверяла.
Я стала меньше плакать.
— Ты, Лали, бери себя в руки, а то муж разлюбит. Мужчины, они такие, больных да несчастных не любят. Он на тебе молодой, красивой и веселой женился, а ты что? Как твоя болезнь называется? Истерическая какая-то штуковина. Значит, надо брать себя в руки, чтобы прошло.
Я старалась, изо всех сил старалась. Но по-прежнему ничего не видела. Теперь меня еще угнетало чувство вины перед мужем. Это был заколдованный круг. Но однажды ночью я проснулась. Иваныча рядом не было. Я хотела позвать его, но тут до меня донеслись какие-то странные звуки. Я не могла понять, что это. Я теперь прекрасно знала все звуки в квартире. Слышала, как рядом чмокает во сне Петька. Тогда я встала и побрела в направлении этих звуков. И вдруг замерла. До меня дошло. Это плакал Иваныч. Плакал неумело, видимо, пытаясь заглушить свой плач. Что со мной сделалось! Я хотела закричать, позвать его, прекратить эту пытку, но поняла вдруг очень ясно: он не должен знать, что я это слышала. Я забилась под одеяло и сказала себе: я должна, я просто обязана взять себя в руки. И справиться с этой истерикой… Если я не справлюсь, то потеряю самое главное — любовь Иваныча.
И так меня потряс его плач, так крепко я вбила себе в башку, что обязана прозреть, что уже через два дня увидела первые проблески света. А через неделю и вовсе прозрела. Это было такое невероятное счастье… Я увидела своего сына! Он и вправду был красавец и вправду толстый, розовый, а вот Иваныч здорово спал с лица, исхудал, постарел… Но был сам не свой от радости. И совсем даже не разлюбил меня, а стал любить еще крепче. И я его.
