— Старый плешивый хрыч! — оборвал его Цезарь, и лысина Фоббса стала стремительно багроветь. — Неужели ты всерьез думаешь обвести меня вокруг пальца?! Надеешься, что пока ты тянешь со мной резину, твои недоношенные «мальчики» уже несутся по моему следу и вот-вот загребут меня в какой-нибудь телефонной будке? Неужели ты, шелудивая полицейская псина, безмозглый индюк, вонючий похотливый осел…
Фоббс швырнул трубку с такой силой, что она, скользнув по телефонному аппарату, сорвалась со стола и повисла над самым паркетом, раскачиваясь, словно висельник на ветру…
Фоббс опять стал расставлять рассыпавшиеся по столу шахматные фигуры, но, взглянув на часы, чертыхнулся: было без десяти четыре!
Он поднял умолкшую трубку, постучал по рычагу:
— Это Фоббс. Передайте группе Абабаса: прекратить розыск и срочно явиться на площадь. Да, разговор записали?… Принесите ко мне. Да, обе. Сейчас же.
Фоббс зажег потухшую сигару. Несколько затяжек вернули ему утраченное самообладание, но он знал, что окончательно успокоится лишь после того, как собственноручно сотрет магнитофонную запись с гнусными оскорблениями Цезаря. Сейчас для него это было важнее, чем митинг на Площади Воркующих Голубей…
Монотонно тикали стенные часы. Стрелки показывали без двух минут четыре, следовательно, время послеобеденного сна — обязательного в режиме Круса — подходило к концу.
А режим этого Ясноглазого Шпика Гурарры заключался в том, чтобы периодически просыпаться, заправляться горючим — тройной порцией иона — и снова погружаться в бездумную дрему.
Крус спал в небольшом кресле-качалке и по-детски сладко чмокал губами, словно и во сне продолжал потягивать свою тройную порцию. Кроме сна, у Круса была еще одна физиологическая потребность — телевизор, точнее нескончаемый телесериал о его подвигах. Он не пропускал ни одной серии, более того, смотрел по нескольку раз, не переставая удивляться беспардонности, с которой авторы искажали подлинные факты, подгоняя их под каноны детективного жанра.
Так Крус проводил свое свободное время, уединившись на небольшой вилле. Выражения типа «коротать», «тянуть» или «убивать время», применимые к другим, теряют смысл по отношению к Крусу, которому, по его собственному признанию, было «наплевать как на время, так и на то, с какой скоростью оно превращает нечто в ничто».
Преображался он лишь во время своих «крестовых походов». Некие завистники, а таковые встречаются и среди представителей его ремесла, как-то высказали гипотезу, что, мол, источником необычайной легкости, с коей Крус распутывает клубок любых преступных хитросплетений, служит таинственное заморское зелье, которое он подмешивает в свои тройные порции, обретая дар ясновидения. После негласной проверки, проведенной опытными экспертами, подозрение отпало как не имеющее реальной почвы.
