— Люблю видеть, что я ем, особенно если есть на что поглядеть, — говорил он.
С таким аппетитом он запихивал в рот копченые гусиные ножки и импортные бананы из Остазии, что старый циник Сайм как-то заметил: "В один прекрасный день, Уайтерс, тебя подкупят гусиной ножкой. Но прежде чем окончательно перейти на сторону врага, ты потребуешь заключить специальный контракт, где будет оговорено твое ежедневное меню".
Сайм всегда отличался легкомыслием. Изо рта у него вечно торчала сигара «Победа» самого низшего сорта. "Это сегодня единственное, что еще связывает меня со Старшим Братом", — говорил он, намекая на то, что покойного диктатора на портретах часто изображали с сигарой «Победа» во рту (хотя вкус, а значит, и сорт табака у того наверняка были получше).
Любимым и постоянным развлечением Сайма было нас пугать. В один прекрасный день, предсказывал он, в «Таймс» появится официальное заявление, что вся эта либеральная эпоха была всего лишь розыгрышем, что Старший Брат не умер, а просто хотел таким способом проверить, много ли у него в Океании подлинных приверженцев и кто окажется предателем. Сценарий такого "дня гнева" Сайм разрабатывал во всех подробностях, включая описание того, как члены внешней партии будут соперничать в оплевывании самих себя. Мы чуть не помирали со смеху, за исключением Парсонса, который не находил в пророчествах Сайма ничего остроумного и упрашивал его прекратить эти скверные шутки.
— Да тебе нечего бояться, — безжалостно отвечал ему лингвист. — Когда нас примутся пытать, мы дадим показания, что ты всегда уходил в половине одиннадцатого, а все самое важное начиналось позже. Так что тебе ничего не грозит; в худшем случае отрежут левую руку и правую ногу.
Не щадил Сайм и Уинстона.
— Слушай, конспиратор, — говорил он ему, изображая офицера полиции мыслей. — Отрицать бесполезно. У всех женщин, с которыми ты имел дело, подмышкой были установлены микрофоны, а ты не перестаешь говорить о политике, даже когда совокупляешься, так что мы слышали все, как по центральному радио. Жаль, что телевидение у нас еще несовершенно, а то мы могли бы и увидеть кое-что интересное.[40] Так вот, мы знаем, что ты, в сущности, неплохой человек, если бы не постоянное желание вернуться в материнскую утробу. Его ты и пытаешься замаскировать своими дикими высказываниями.
Это саркастическое замечание Сайма было не лишено смысла. Смит действительно отличался сентиментальностью. Например, он всегда преклонялся перед пролами, хотя не был знаком ни с одним из них. Конечно, это и помогало ему сохранять энтузиазм. Ему очень хотелось, чтобы кто-нибудь погладил его по головке за работу в «ЛПТ». Кроме того, он требовал нежности в обращении — настаивал, например, чтобы участники движения, независимо от пола, целовались при встрече и прощании.
