- Ты давно здесь лежишь?
- Относительно чего?
- Времени.
- Времени какого?
- Как какого? Обычного.
- Обычного, то года три, а Божеского, может, и секунды не пролежал. Ты мне вот что разверни в виде тезисов. Что такое демократия для России?
- Это свиное рыло, которое залезло в русский огород, жрёт в нем и гадит на него. Ещё развернуть?
- Сделай одолжение.
- Это троянский конь, введённый в Россию.
- А что в нём?
- Ненависть к русским.
- Ладно-ть, - одобрительно выразился Иван Иваныч. - Проверку ты считай что прошел. Тобе пакет. Он достал из-под изголовья листок бумаги. - Прочти сейчас при мне.
В записке, написанной от руки, значилось:
"Итог один - хозяева от нас ждали не тех выводов, которые я им представил. Они недовольны мною (не тех набрал), дни мои сочтены, меня отсюда не выпустят. Все наши выводы по всем направлениям едины в главном: без Бога всё обречено, без Него - гибель. Желудок не заменит сердце, наука не спасёт душу. А что они хотели? Без Бога пробовали жить обезьяны, большевики, коммунисты, пробуют демократы, всё без толку…".
- Запись не кончена и не очень понятна, - сказал я.
- Дай сюда, - Иван Иваныч взял записку, даже встал, и сжег её на пламени свечи. - Что тебе в ней непонятного?
Он качнулся туловищем ко мне, как бы готовясь говорить, но вернулся Аркаша. При нем Иван Иванович сменил тему разговора. Продолжал только непрерывно всасывать в себя содержимое ёмкостей. Мы поговорили о погоде (что-то стала часто меняться, да и что от неё ждать, если люди все извертелись: в погоде, что в народе, что теперешнее глобальное потепление не только от выбросов заводов и фабрик, но и от всякой похабщины в телеящике), о ценах на мировую нефть (зря америкашки думают, что вывели Ирак из оборота), о балете (а всё-таки, как ни надрывалась Плисецкая, а до Улановой ей ни доантрашить, ни дофуэтить), о Шаляпине (обидно, что частушки не любил, они же в тридцатые, сороковые и так дальше были почти единственной народной гласностью, не понял этого Феодор Иоаннович, вятский уроженец), ещё о том поалялякали, что выражение "прошёл огонь и воду и медные трубы" не имеет отношения к людям, а только к изготовлению самогона - тут сильно оживился Аркаша, ещё о чем-то, и встреча закончилась.
На улице Аркаша продемонстрировал знание частушек. Он, в отличие от Шаляпина, их любил:
- У-ту-ту, да у-ту-ту, приходи в субботу ту. Мы тебя, большой начальник, выйдем встретить за версту.
Я высказал восхищение организмом Ивана Иваныча.
