— Прекратите, — хрипло произнесла она. Его улыбка стала еще шире. Он не сводил глаз с ее лица. Как паук, опутывающий свою жертву, он сознательно парализует мою волю, подумала она, и эта мысль помогла ей сбросить его колдовские чары.
Она отодвинулась и собралась уже соскользнуть с постели, но не тут-то было. Схватив ее за руку, Бредли пресек ее попытку подняться.
— О нет! — простонала Милли.
Рональд притянул ее к себе. Он казался равнодушным, почти скучающим, но его поцелуй был совсем другим.
Я не могу пошевелиться, подумала Милли, и, что еще хуже, не хочу.
Он мягко рассмеялся.
— Это не совсем то, чего вы ожидали? Она подняла затуманенные глаза.
— Что?
— Вы забрались в мою постель, — пояснил он нарочито суровым тоном, — уже после того, как я уснул. Не припомню, чтобы я приглашал вас.
Милли снова попыталась высвободиться, но Рональд Бредли, казалось, не замечал этих попыток. Его объятия напоминали железные тиски. Никогда в жизни Милли еще не чувствовала себя такой беспомощной.
У нее сложилось отчетливое впечатление, что он ужасно сердит, а его деликатность — скорее результат разностороннего опыта. Он словно наказывал ее за что-то.
Задыхаясь, Милли попыталась оторваться от его губ, но тут же смолкла.
Рональд плавным движением перевернулся, и мгновение спустя Милли уже лежала на спине, а он оказался сверху. Она в ужасе закрыла глаза.
— Очень хорошо, — целуя ее веки, насмешливо произнес он.
Шон никогда не целовал ее так… А это было так приятно! Она почувствовала, как его пальцы расстегнули верхнюю пуговицу ее блузки. Затем Рональд склонился над ней, и острое чувство наслаждения пронзило ее, когда его губы коснулись нежной кожи груди. Она потянулась к нему, и тут резкая боль пронзила ее запястье. Милли непроизвольно вскрикнула.
Он на мгновение замер.
— Отпустите! — взмолилась она.
Бредли отодвинулся, и она села на кровати, вытянув больную руку перед собой, а потом склонилась над ней, словно убаюкивая.
— Что случилось? — резко спросил он. Милли закусила губу. Боль начала стихать, но ее последствия — чувство слабости и какой-то беззащитности — снова в полной мере возвратились к ней.
— Мое запястье, — наконец прошептала она. — Оно сломано.
— Но ведь вы без гипса. — В его голосе прозвучало что-то похожее на обвинение.
— Да, — сказала она. — Его сняли пару недель назад, и осталась только шина, благодаря которой запястье остается зафиксированным. Вчера вечером я сняла ее.
— Зачем? Чтобы приласкать меня? Милли густо покраснела, не смея взглянуть на него.
