Держа подмышкой сверток с рабочей одеждой, он спустился по деревянным ступенькам, спрыгнул на тротуар и пошел вниз по улице, насвистывая припев из «Красного, белого и голубого». Перед тем, как отправиться на «Змеиную Скалу», Гилберт хотел заехать к Джулии. Она, конечно, его не ждет. Но за два дня, пока отсутствовал в городе, он соскучился. И теперь чувствовал необходимость видеть Джулию.
Из дверей «Пикакса» запахло свежим кофе и теплой сдобой. Молодой человек замедлил шаг и задумался, не позавтракать ли ему здесь. Неожиданно кто-то сильно шаркнул метлой. Облачко пыли поднялось в воздух и осело на брюки и ботинки Гилберта.
— Какого черта? — Гилберт остановился и недружелюбно покосился на человека с метлой.
Перед ним стоял Блюм, опираясь на метлу и укоризненно поглядывая поверх очков, сдвинутых на самый кончик носа.
— Блюм, ты считаешь это по-дружески? — спросил Гилберт.
— А кто здесь друг? — Ай Зи Блюм подошел поближе и метлой смахнул пыль с ботинок Гиба, — Кто даже не потрудился поздороваться? Попробуй еще мне возразить! — он кивнул головой в сторону открытой двери маленького магазина. — Входи.
После возвращения в Стайлз Гилберт еще ни разу не виделся с Блюмом, и был очень удивлен тем, как постарел этот человек! Когда-то черные борода и волосы, стали совсем седыми. Он еще более сгорбился. Но взгляд остался по-прежнему пронзительным, а речь — язвительной. Ай Зи мог высказать в ваш адрес столько же колкостей, как и в старые времена!
— Что же я сделал не так? Гилберт вошел следом за Блюмом в полутемное помещение. Пахло табаком, сыром и свежесмолотым кофе. Под потолком висели кольца колбасы, бекона, кухонные котелки. В углу стояла пузатая печь. Зимними холодными вечерами здесь собирались бродяги и просто бездельники, чтобы почесать языки и похрустеть ароматными крекерами.
— Ты теперь стал слишком взрослым? — Блюм снял хозяйственный фартук, повесил его на крючок и надел пиджак. — Ты вернулся в город. Но ты чересчур самостоятельный. Зачем здороваться со старыми друзьями? Ты для этого слишком хорош. — Блюм поправил рукава, повернулся спиной к Гилберту и принялся пушистой метелкой смахивать пыль с полок, заставленных банками консервов с красными этикетками.
Опершись о прилавок, Гилберт мельком взглянул на стоящего за прилавком молодого служащего.
— Было время, Блюм, когда я не был для тебя хорошим. Ты считал меня негодяем, так же, как и все в городе.
Блюм двигался вдоль полок, смахивая пыль и, казалось, не обращал внимания на упреки. Молодой человек вспомнил, что старине Блюму всегда нравилось поддразнивать, злить его.
