И тут Карпухина осенило. Что хотел, что мог сказать ему Гинзбург сейчас, даже если бы им удалось остаться наедине? Только одно имело и в его глазах, и в глазах Карпухина определенный смысл. Что-то Гинзбург знал, что-то он сделал, что-то имел за душой, не мог не иметь, не мог человек такого душевного склада столько лет просто жить, ходить на работу и не думать о ракетах, о новых идеях, типах двигателей или о чем-то другом, о чем Карпухин с его дилетантскими знаниями в ракетной технике не имел ни малейшего представления. Что-то Гинзбург придумал такое, с чем мог вернуться в Россию, в "Грозы" - не из дальней и неудавшейся жизненной экспедиции, а будто из затянувшейся научной командировки...
Я понял вас, - хотел сказать Карпухин, он даже встал с места и подошел ближе к столу, за которым сидели Гинзбург с Беринсоном, Анисимов предостерегающе поднял руку и взглядом показал, чтобы Карпухин не делал ничего лишнего, но он и не собирался, только хотел дать Гинзбургу понять, что принял его послание, и сделает все, от него зависящее...
Что от него сейчас зависело? Ничего.
Гинзбург монотонно повторял одно и то же, адвокат слушал с видимым интересом, кивал головой и делал какие-то пометки, а потом неожиданно захлопнул блокнот и встал, протянув Гинзбургу через стол руку. Рукопожатие оказалось безразмерно-долгим, Гинзбург держал руку адвоката в своей, будто боялся отпустить, будто этот жест - единственное, что еще связывало его с миром, уходившим теперь безвозвратно.
На лице Беринсона промелькнуло странное выражение - смесь удивления с пониманием, - сразу же сменившееся прежним невозмутимым спокойствием.
- Подумайте, - сказал адвокат. - Я приду завтра. Буду сделать все с меня возможное, чтобы... как это... изменить пресечение. Да. Мера пресечения, я иметь в виду.
Гинзбург молча кивнул.
* * *
Беринсон перешел на английский, как только они покинули стены полицейского участка.
- Я поеду сейчас к Ноаму, - сказал он, - и мы обсудим, как вести расследование. На то, что Михаила отпустят под залог, надежды мало, это убийство, а по таким делам судьи обычно не рискуют. Я очень надеюсь на то, что Берман не станет копать достаточно глубоко. Я имею в виду - по знакомству Михаила с убитым. Прокуратуре тоже невыгодно искать тут глубинную подоплеку, это только затормозит расследование, им это ни к чему. Дело предельно ясное. Защите остается одно: доказывать, что Гинзбург действовал по инструкции. Непреднамеренное убийство.
