Все в Уайте говорило об этом: безукоризненный покрой костюма, изящество и сила тонких ухоженных рук, беспощадный и вместе с тем жизнерадостный блеск глаз, пристально смотревших на Джорджа. И было в этих глазах что-то такое, отчего Джорджу стало не по себе от странной мысли, которая существовала как бы вне его... Так четко отражался его образ; может быть, это вовсе не образ, может быть...
Уайт двинул фигуру, тем самым прервав течение мыслей Джорджа.
– Ваш ход, – беззаботно сказал он. – Если, конечно, хотите продолжить игру.
Джордж посмотрел на доску. Его позиция по-прежнему оставалась прочной.
– Почему бы и нет? Наши позиции...
– Пока равны, – немедленно прервал его Уайт, – но вам, Джордж, не дано видеть далеко вперед: вы играете, только чтобы не проиграть, я же играю, чтобы выиграть.
– Мне кажется, это практически одно и то же, – возразил Джордж.
– Ничего подобного, – сказал Уайт, – и доказательством моей правоты будет моя победа в этой партии, равно как и во всех остальных, которые мы сыграем.
Потрясающая наглость! И Джордж бросился защищать свои принципы.
– Мароци был мастером оборонной стратегии, – запротестовал он, – и если вы знакомы с его партиями...
– Я точно так же хорошо знаком с ними, как и вы, – заметил Уайт, и, не колеблясь, могу вас уверить, что, если бы нам довелось играть, я без всяких усилий обыграл бы его во всех партиях.
Лицо Джорджа залилось краской.
– Вы очень высокого о себе мнения, не так ли? – сказал он и с удивлением заметил, что вместо того, чтобы обидеться, Уайт рассматривает его с выражением безграничной жалости.
– Нет, – ответил наконец Уайт, – это не я, а вы высокого обо мне мнения.
И, покачав головой, он скривил губы в язвительной усмешке, как если бы ему удалось вовремя заметить и избежать ловко расставленной ловушки.
– Ваш ход, – сказал он.
С усилием Джордж отогнал неясные тревожные мысли, теснившиеся в его мозгу, и сделал ход. И понадобилось еще совсем немного времени, чтобы ему стало совершенно ясно: он обречен на позорный проигрыш. Проиграл он и вторую партию, затем третью, после чего в четвертой сделал отчаянную попытку изменить тактику. На одиннадцатом ходу у него появилась блестящая возможность перейти в наступление. Он заколебался, решил не рисковать и снова был разбит. Тут Джордж принялся мрачно укладывать шахматы в ящичек.
– Вы ведь придете завтра? – вконец выйдя из себя при виде нескрываемого удовольствия Уайта, сказал он.
– Если что-нибудь не помешает.
