— Не хочу я знать твоего имени, — заявил он с угрозой, упершись взглядом в ее глаза. — Нет у тебя имени, и у меня тоже нет. Тут никого никак не зовут. Никого!
— Ты чокнутый, — всхлипнула Жанна, схватившись за щеку, и расплакалась.
— Может, и чокнутый. Но я ничего не желаю знать о тебе. Плевать мне, где ты живешь и откуда взялась. Ничего не хочу знать. Ничего! Ясно?!
Он уже перешел на крик.
— Ты меня напугал, — пожаловалась она, утирая слезы.
— Ничего! — повторил он. Теперь он говорил спокойно, глядя ей прямо в глаза. — Мы с тобой будем встречаться здесь и не будем знать, кто как живет за стенами этой квартиры.
Его голос оказывал на Жанну гипнотическое действие.
— Но почему? — робко спросила она.
Полу не было ее жалко. Он подошел и положил руку ей на горло. Под мягкой и нежной кожей прощупывались напряженные сухожилия.
— А потому, — сказал он, — что имена нам тут ни к чему. Мы забудем все, что знаем, — всех знакомых и все наши дела, всю нашу жизнь. Забудем все напрочь.
Она попыталась это представить.
— Но я не смогу. А ты сможешь?
— Не знаю, — признался он. — Ты боишься?
Она не ответила.
Пол начал не спеша расстегивать на ней платье. Наклонился поцеловать Жанну, но та отвернулась.
— Сейчас не хочу, — сказала она, опустив глаза. — Позволь мне уйти.
Пол сжал ее руку. Впустую.
— Завтра, — пробормотала она, поднесла его руку к губам и поцеловала. — Прошу тебя, завтра я тебя захочу.
Они застыли, глядя друг другу в глаза, — тюремщик и его нежная поднадзорная, — и никто не знал, что за этим последует.
— Ладно, — наконец вымолвил он. — Добро. Так хоть в привычку не войдет.
Он склонился к ней, запустив руку ей в волосы, вдыхая ее запах.
— Не целуй, — попросила она. — Поцелуешь — я не смогу уйти.
— Я тебя провожу.
Они медленно прошли по коридору, словно не желая расставаться. Не касаясь друг друга, они тем не менее остро ощущали взаимное притяжение и то, чем способна их одарить телесная близость. Именно это их связывало намертво. Пол отомкнул дверь, Жанна вышла на площадку.
Она обернулась попрощаться, но тяжелая дверь уже затворилась.
После ухода Жанны Пол испытал не душевный подъем, а всего лишь мрачное чувство превосходства. Большего он и не ждал, но даже это выветрилось у него из памяти, когда он вернулся в гостиницу, ощутил вонь гниющей рыбы из сточной канавы на улице, куда опрокинулся мусорный бак, услышал вопли, про которые сперва подумал — где-то кого-то истязают, и лишь потом сообразил, что это орет оставшийся без присмотра младенец. Он задался вопросом, кричала ли Роза, кончая с собой, однако решил, что она ушла от него молча, как жила с ним все эти годы. Этим своим молчанием да еще тем, что не оставила ему предсмертной записки, она уязвила его глубоко и надолго. Жизнь вообще была в его глазах грязью, мерзостью и мукой: любой резкий звук или досадная мелочь действовали ему на нервы, так что порой он с огромным трудом удерживался от диких выходок.
