Ночной мотылек уселся на белесую стену. Ничего более похожего на цветок в этой квартире не бывает. Мотылек ест. Через несколько дней испепелит себя на раскаленной лампе или будет трепыхаться под потолком, пока не убьют. Дети гетто питаются остатками краски, похожей на чипсы, которыми их кормили матери. Повзрослев, они выходят в мир кричащих соблазнов, наркотиков и оружия – и погибают. Джулия, сначала получившая импринт, затем отравленная свинцом, теперь жестоко голодала. На что ей рассчитывать?
– Перемешать!
Под плинтусом началось ритмичное движение. Джулия возлежала посреди съедобной кучи, бешено вращая ногами и усиками, что превратились в угрожающие смерчи.
– Если она еще разгонится, все вылетит наружу, – сказал Бисмарк.
– Ее нужно остановить, – сказала Либресса. – И пусть пообещает, что такое не повторится.
– Взбить! – заорала Джулия. Вихри провианта вздымались к потолку нашего жилища.
– А если она не согласится? – спросил Бисмарк.
– Тогда мы ее выгоним, – ответила Ветка Персика.
– И она тут же явится обратно, – возразил Барбаросса.
– Переломать этой суке ноги. Тогда не вернется, – предложил Суфур.
Ветка Персика ударила его по спине.
– Полиняет и придет новыми ногами, – заметил Бисмарк.
– Если Айра не найдет ее первым, – проговорил я.
Триста пятьдесят миллионов лет основной инстинкт учил нас: положись только на себя. Но сегодня Джулия угрожала всем: нельзя ждать, пока естественные причины определят ее судьбу. Чудовищное решение колония обсудила и одобрила почти бесстрастно.
– Самое главное – не причинить ей боль, – сказала Ветка Персика. – Она никому не сделала больно.
– Ну да, иди подставь этой суке задницу под клизму, а потом говори, как это не больно, – огрызнулся Суфур.
– А как насчет твоих шестнадцати родных сестер и еще ста двадцати четырех сводных? Они все из-за Джулии рискуют. Ее только Айра какой-нибудь стал бы защищать, – сказал я Либрессе.
– Людей, по крайней мере, за преступления наказывают, – горько сказала она. – Что ты понимаешь, Псалтирь? Она может прекратить в любой момент, а завтра окажется, что дело в несвежем тофу, и все. Но ты уже готов ее уничтожить. Может, это у тебя импринт, пророк.
– Не будь она твоей сестрой, ты бы сейчас требовала ее крови, – возразил я. Но все-таки задумался.
– Чего мы ждем? – спросил Барбаросса.
– Я думала о тебе лучше, Псалтирь, – сказала Либресса. – Ты не запятнаешь меня кровью моей сестры.
Они с Веткой Персика взбежали по стене. Сопля, который так визжал, помялся и ушел следом. Джулия снова выбросила еду, которую я старательно таскал с кухни. Куча на полу угрожающе разрасталась.
