Пришлось остановиться.
— Ты бы лучше поменьше любовалась быком и больше обращала внимания на дорогу, — угрюмо буркнул папа. Мама окинула его таким взглядом, точно перед ней был не папа, а тот самый бык. Но папа, не глядя на нее, уже вытащил из велосипедной сумки сверток с инструментами и положил машину на траву. Он тщательно осмотрел шину и вытащил из нее красивый, блестящий гвоздь.
— Это все штучки немецких шпионов, — сердито пробурчал он, — накидали по дорогам всякой дряни, чтобы задержать продвижение наших военных машин.
В те дни люди во всем видели руку немецких шпионов — даже если пьяный шофер случайно опрокидывал дорожный указатель.
Пока папа аккуратно заклеивал дырку, мы с мамой уселись на траву. И, как всегда, стали разглядывать колонну беженцев, медленно двигавшихся в сторону ближайшей границы. В рот тут же набилась сухая пыль, густым облаком вздымавшаяся над дорогой.
— Вот уж не думала, что придется второй раз проделывать тот же путь, — простонала мама и сокрушенно покачала головой.
Из проезжавшей мимо машины высунулась чья-то рука и выбросила что-то желтое на дорогу. Это оказалась кожура от банана, которая так и осталась лежать на песчаной обочине, и я подумал: интересно, будет ли она лежать здесь сегодня вечером, и завтра, и послезавтра, и бог знает сколько еще. Банан давно переварился у кого-то в желудке, а кожура все еще сохранилась, не то что у нас, у людей, — окружающее уже давно исчезло, и только то, что мы таим в себе, продолжает существовать.
— Далеко до границы, мама? — спросил я.
— Не очень, — быстро ответила она. — Думаю, что мы уже сегодня сможем…
У меня мучительно болели икры ног и шея, и я втайне надеялся, что теперь-то уж мы не станем особенно торопиться, можно будет хоть несколько часов отдохнуть от педалей.
Однако, как только папа починил камеру, мы снова вскочили на велосипеды и продолжали свой путь по «кровавому следу побежденных». Но теперь уже некогда было любоваться на быков, пасущихся на лугу, — мы попали в гущу самых немыслимых повозок. Такой толчеи мне еще ни разу не приходилось видеть. Но люди ничуть не унывали, они смеялись, кричали, весело махали отстающим, как будто никакой войны и никакой опасности не было в помине.
Папа ехал впереди, за ним — мама, которая должна была присматривать за багажом. Мне же было велено не отставать от мамы и не спускать глаз с ее багажника. Однако я в основном следил за мамиными ногами: стоило ей хоть на секунду замедлить движение, и я делал то же самое. Просто удивительно, до чего же грязные, прямо до черноты, были у нее лодыжки. Впрочем, мы все были покрыты пылью с головы до ног. И не было времени как следует помыться, а если б даже нам и удалось выкроить минутку, воды сейчас все равно раздобыть негде.
