Но сам Жилин ничего об этом не знал, и его беспокоило только одно; кто же накапал?
— Так я спрашиваю — почему не побежал к комбату? Ведь начинался бой, а ты — связной. Обязан прикрывать комбата в бою.
Костя прикинул накоротке, что ему может быть за эту оплошку, и решил: дальше передовой не пошлют, а потому и рубанул:
— Так… само ж дело подсказывало, где мне быть. И потом, кто ж мог подумать, что он сам поведет… команду в эту самую контратаку? Ему ж боем надо руководить. Раньше он такого не допускал. Вот я и думал…
— А ты видел, как он повел людей в контратаку?
— Откуда же? Видел, что пошли от НП, но я ж не думал, что и комбат там… — но тут же смолк, и Басин уловил, что Жилин остановился на взлете.
— Так видел или не видел?
— Не знаю… — признался Костя. — Вроде мне показалось, что он бежит, — он же в фуражке был, каску не любил, — но подумалось, что не должен он… Да и… Да нет… Все как-то не так… Словом, вроде померещилось, что он, а вроде н не он. И не думал я в те минуты — немцы ж на пеньке прицела. Бой же ж…
Басин долго молчал.
— Ну а потом чего ж ты помчался? Запал кончился? Или совесть заговорила? Ты ж с ним с границы?
— Да… С границы… А совесть?.. Совесть — она ж все время… копошилась. А вот уж когда вроде отбились… полегче стало, я подумал… да нет, не думал я… Просто почувствовал, что не так… Предчувствие… А может, дошло, что тот, в фуражке, капитан… Не знаю…
О том, главном, что его подтолкнуло — вывести людей из траншей, — он не сказал, забыл.
Они опять долго молчали, и Костя, с ужасом перебирая прожитое, понимал, что в смерти комбата есть и его вина. Нельзя было его оставлять… Никак нельзя. Был бы рядом — наверняка бы уберег. Собой прикрыл. Оттащил… Ну да что теперь рассуждать… Теперь ясно — носи в себе этот упрек и мучайся. Да и нагорит еще. И тут Костя с пронизывающей ясностью осознал: а ведь дело пахнет трибуналом… Подумал, вспотел и сейчас же стал успокаивать себя: "Ну я ж тоже делом занимался. Я ж не сбежал. Врага ж бил".
Но сам чувствовал: как повернешь это дело… Как повернешь… Комбат, конечно, отпускал на охоту, но ведь…
Он совсем запутался в своих рассуждениях и оправданиях: все они — как повернешь. А Лысова нет… Нет и не будет… И этого из сердца уже не выкинешь.
— Ты спал? — спросил Басни.
— Нет.
— Это ж почему?
— Кривоножко приказал охотиться в личное время. Чтоб в батальоне не говорили, что мы сачкуем.
— Значит, и твои ребята сейчас в траншеях?
— В траншеях.
— М-да… Ну, вот что, Жилин, пойдем-ка мы сейчас в штаб. Здесь дела и без нас делаются.
