Алексис казалась совершенно спокойной. Ему же казалось, будто он тонет.
- Черт возьми, что ты делаешь в Париже?
- Я же сказала тебе, что живу здесь. Уже пять лет.
- Почему в Париже?
- Это показалось мне естественным выбором после швейцарской строгости и дисциплины.
- Значит, все это время ты находилась в Европе.
- Да. А где, по-твоему, я должна была жить?
- Не знаю. Как я мог это узнать? Ты ни разу не написала мне. - Он ощущал себя глупцом, ребенком. - Ни одного письма за четырнадцать лет.
- Пожалуйста, Харри, не усугубляй мое чувство вины. Я хотела написать тебе, ты должен мне поверить, но я не могла заставить себя.
- Почему?
Она печально покачала головой.
- Потому что это не имело смысла. Для нас обоих. Я знала, что нам обоим будет только хуже, поэтому решила забыть тебя.
- И?
- Отчасти мне это удалось. Я продолжала жить. Так обычно поступают люди. Продолжают жить. Ты продолжал жить.
- И ты действительно забыла меня?
- Нет. А ты?
- Нет.
Они посмотрели друг на друга, потом на их отражения в зеркальном потолке.
- Ты изменилась, - сказал Харри. - То есть осталась прежней, однако разница все же есть. Я не имею в виду рыжие волосы и контактные линзы. Должно быть, на тебя повлияла та школа. Люди, с которыми ты встречалась. Европа. Языки. Ты стала такой светской, искушенной. Рядом с тобой я кажусь себе мужланом.
- Я не хочу, чтобы ты чувствовал себя так, - сказала она с опозданием в четырнадцать лет. - К тому же это неправда.
- Это правда, и ты это знаешь. Я остался парнем из маленького американского городка. Ты - человек мира.
- Вовсе нет, - жалобно произнесла она. - Я тоже выросла в Пилгрим-Лейке. Думаешь, легко избавиться от корней?
- Похоже, тебе это удалось.
Он интуитивно нанес удар в её самое уязвимое место: Алексис казалась себе обманщицей, надевшей чужую маску.
- Ты заставляешь меня чувствовать себя фальшивкой.
- Au contraire, моя дорогая. Ты держишься очень естественно. Поздравляю тебя. Ты провела даже меня, твоего брата.
- Ты жесток, Харри.
Он действительно был жестоким, эгоистичным. Она права. Что он знал о тех кошмарах, которые она пережила после их расставания? Мог ли заглянуть в её сердце? Это беспокоило его сильнее всего. Она удрала от него, устремилась вперед, выжила, добилась благополучия. И все же он видел за безупречным фасадом её страдания.
- У тебя роман с Николсоном?
- О, Господи. - Она явно растерялась. - Как ты это узнал? Кто тебе сказал?
