- Можно сказать, что ты сама. Я был днем в его кабинете, когда ты позвонила
- В кабинете Иэна?
- Да, по делу. Естественно, я слышал лишь то, что говорил он, но этого было достаточно. Он называл тебя Шоффе, и когда мы встретились в кафе... согласись, это довольно редкое имя. Он также сказал, что ты американка.
- Это просто невероятно. - Она закрыла лицо руками. - Чистое сумасшествие.
Он понял, что она плачет, и тоже заплакал. Им снова было двенадцать и тринадцать лет, они прощались на железнодорожном вокзале, только сейчас боль была более сильной, она длилась дольше, она накапливалась много лет и наконец вырвалась наружу.
- Ты влюблен в свою жену? - спросила Алексис.
- Да. Нет. Это трудно объяснить. Это нечто другое. Не то, что у нас с тобой.
Она вытерла щеки тыльной стороной руки, совсем как маленькая девочка. Она была такой бледной.
- То, что было у нас, не может повториться с другим человеком.
- Я люблю тебя.
- До сих пор?
- Всегда.
Он принялся покрывать её лицо нежными поцелуями, и они оба задрожали. Они как бы целовали самих себя.
- Это нереально. И все же совершенно реально, - произнесла Алексис.
- Это правда. Мы снова вместе.
- Слишком поздно.
Он вздохнул.
- Знаю.
Теперь, когда он признал поражение, она посмотрела на него обвиняюще.
- Ты всегда можешь получить развод.
- Я не хочу разводиться.
Он с удивлением понял, что это правда. Как бы он ни любил Алексис, он не хотел разводиться с Сарой.
- Но ты не влюблен в свою жену.
- А ты влюблена в Николсона?
Она не ответила. В этом не было необходимости. Его ответ вполне подходил и ей. Да. Нет. Это трудно объяснить. Это нечто другое. Не то, что у нас с тобой.
- Полагаю, ты приехал сюда без Сары.
- Как странно слышать её имя из твоих уст.
- Здесь она или нет?
- Она в Калифорнии. Снимается там в фильме.
- Слава Богу. Думаю, я бы сейчас не вынесла её присутствия в Париже. - Алексис с тихим стоном упала на подушки. - Это было бы последним ударом.
- Почему бы тебе не снять все остальное и не забраться под простыню? Ты дрожишь.
- Да.
Она сняла пояс, удерживавший чулки, бросила все на пол. В спешке Алексис сделала на чулке затяжку. Ее ногти были алыми и длинными. Харри вспомнил то время, когда они были короткими и бесцветными. Его сестра выросла, ей двадцать шесть лет. Он пропустил её превращение из девочки в женщину. Он никогда не возместит себе эту потерю. Харри мысленно проклял свою мать, безжалостно отнявшую у него многое. Нет. У них обоих. Алексис тоже понесла потери. Любопытно, ощущала ли она это так же остро, как он.
