Девушка тоже подняла рюмку:
– Ну, так за мою душу, которая опускается к животу!
– Еще одна поправка: лучше за ваш живот, в который опускается ваша душа.
– За мой живот, – повторила она, и ее живот, который так определенно был назван, как бы ответил на призыв: она чувствовала каждый миллиметр его кожи.
Потом официант принес бифштекс. Молодой человек еще раз заказал водку и газировку (выпили в этот раз за ее грудь), и разговор продолжался в этом странном, фривольном тоне. Его все сильнее раздражало то, как она умеетбыть этой развратной девкой. Если у нее это так хорошо получается, подумал он, значит она действительнотакая. Ведь никакая чужая душа не могла бы вселиться в нее откуда-то извне. Это не роль – это она сама. Наверное, это та часть ее существа, которую она в другое время держит под замком и которая сейчас, под предлогом игры, выпущена из клетки. Девушка, вероятно, думает, что игрой она освобождается от самой себя. Но не наоборот ли? Не становится ли она именно сейчас самой собою? Нет, напротив сидит не чужая женщина, а его девушка; не кто другой – только его девушка. Он смотрел на нее и чувствовал нарастающую неприязнь.
Но была это не только неприязнь. Чем больше девушка отдалялась психически,тем сильнее он хотел ее физически.Отчужденность души обособила ее тело. И, собственно, она именно сейчас в первый раз подействовалана него своим телом, которое до сих пор существовало для него как бы в облаках заботливости, отзывчивости, нежности, любви и умиления – и словно терялось в этих облаках (да, именно так – как будто терялось!). Молодому человеку показалось, что сегодня он впервые видитее тело.
После третьей рюмки девушка поднялась и кокетливо промолвила:
– Пардон!
– Смею спросить, куда вы?
– Если позволите, – ответила она с прямолинейным натурализмом и пошла между столиков к плюшевой ширме в конце зала.
8.
Она была довольна, что так ошеломила молодого человека словом, которого он от нее – при всей невинности этого слова – никогда не слышал. Ничто другое не казалось ей лучшим выражением женщины, которую она играла, чем кокетливое ударение на упомянутом слове. Да, она была довольна, была в прекрасном настроении. Игра захватила ее, давала ощущение, которого она еще никогда не переживала – ощущение беззаботной безответственности.
Она, со страхом думавшая всегда о каждом своем следующем шаге, внезапно почувствовала себя совершенно освобожденной. Чужая жизнь, в которой она очутилась, была жизнью без стыда, без прошлого и будущего, без обязательств, – жизнь необыкновенно свободная. Девушка, став случайной попутчицей, могла все,
