— Когда я выхожу из двери, то смотрю направо и налево, — сказал он. — Когда подхожу к перекрестку, то осматриваю улицу с разных сторон. Я знаю, что в Америке нет гестапо, но гестапо сидит у меня теперь в печенках. Надеюсь, когда-нибудь я отделаюсь от этого наваждения. Но пока у меня болит шея оттого, что постоянно приходится озираться.
— Вы, похоже, уверены, что мои страхи воображаемые. — Выпитое слегка зарумянило ее щеки.
— Вещи, которые вы видите, глаза и люди, следящие за вами, почти наверняка являются плодом вашего воображения.
Реальны сами страхи. Нас всех преследует страх — от рождения до кончины, от боязни родиться до страха смерти. Нет таких людей, которые хоть раз не увидели бы подобные глаза ночью. В качестве примера я указал на свои типично европейские страхи.
— Вы очень добры, — заметила она.
— Наоборот, я очень жесток. — Он жестом предложил ей сесть в кресло и сам сел к ней лицом. — Но я склонен думать, что моя жестокость — это жестокость хирурга, который ампутирует руку, чтобы спасти жизнь. Вы проявили мужество, рассказав мне так много об убийстве, без всяких уверток. Скажете ли вы мне еще об одной вещи?
— Да, если смогу.
— Мне пришло на ум — я буду с вами так же откровенен, как вы были со мной, — что потеря памяти у господина Тейлора была и остается проявлением его желания уклониться от какой-то вины, которую он не смог перенести. Вы находились с ним в тот вечер и в состоянии пролить для меня свет на это обстоятельство.
— Уж не хотите ли вы спросить, не сам ли Брет убил свою жену?
— Именно об этом.
— Он этого не делал. Я знаю, что он ее не убивал. Но вам не обязательно верить мне на слово. Полицейский хирург определил, что ее убили примерно вполовине одиннадцатого, а в это время мы с Бретом находились на полдороги в Малибу. Есть и другое доказательство, которое подтверждает медицинское показание. Соседка слышала вопль, раздавшийся в это время из их дома.
— Видели ли кого-нибудь выходившим из дома?
— Та женщина не выглянула наружу. Она решила, что вопль раздался по радио. Больше никто ничего не видел и не слышал, пока Брет и я не обнаружили ее тело.
— Спустя девять месяцев это происшествие все еще живо в вашей памяти.
— А разве может быть иначе? Я сохранила вырезки из газет по этому вопросу. Они у меня с собой. Если хотите, можете взглянуть.
Она порылась в своей сумочке и извлекла из нее вырезки, зажатые скрепкой. Развернув верхние листочки, разложила их на кофейном столике перед ним.
