Он поставил бокалы на стол, подошел к ней и посмотрел в окно поверх ее стройных плеч. Она пристально всматривалась в темноту. Обнесенная стеной территория гостиницы выглядела спокойной и пустынной, как сельская местность. Единственный звук доносился из отдаленного бунгало, где негромко играло радио, нарушая тишину.
На своих высоких каблуках она была выше его на дюйм или два. Когда они оба стояли, ему было трудно сохранить покровительственную манеру поведения, свойственную его профессии. Он бросил свою клинику и профессорство, уехал в чужую страну и иногда с опаской замечал, что хотел бы попасть под влияние одной из таких женщин. Он захватил правой рукой свою густую черную бороду и совершенно искренне подумал о себе, как о почти священнике, который стоит выше человеческих слабостей, даже своих собственных, как о человеке, лишенном нежных привязанностей, как говорили американские колонисты.
Затем она повернулась, и он увидел на ее лице выражение ужаса.
— Что вас тревожит, мисс Вест?
Она ответила быстро и негромко, но у Клифтера сложилось впечатление, что ей стоило большого труда произнести эти слова:
— Мне показалось, что кто-то заглянул в это окно.
— Кто же?
— Не знаю. Незнакомец. Я увидела лишь два глаза, или мне это показалось.
— Это, наверное, игра вашего воображения. Ворота гостиницы закрываются в восемь часов вечера, и любой гость должен пройти через конторку дежурного. До этого ко мне никто не заглядывал в окно.
Она неуверенно засмеялась.
— До последнего времени и ко мне никто не заглядывал. Но вот уже два месяца как я нахожусь под впечатлением, что кто-то за мной следит. Я не чувствую себя в безопасности даже у себя дома.
— Это неприятное ощущение, даже если оно и не соответствует действительности.
— Вы когда-нибудь испытывали такое, доктор? Такое чувство, что за вами наблюдают злые глаза?
Тут она заметила на кофейном столике полный бокал с коктейлем, подошла к столику и жадно выпила.
Доктор Клифтер еще раз осмотрел по-казенному меблированную комнату. Уже два года он снимал этот домик — бунгало на территории сельской гостиницы мексиканского типа, но все еще считал себя постояльцем. Он не повесил здесь ни одной картины, не приобрел никакой мебели, не посадил ни одного цветка на клумбе. Вокруг его домика пышно распустились разные цветы, но они, казалось, цвели не для него. Он считал, что его единственное право — право нового переселения. Его сундук стоял в чулане, дожидаясь, когда его упакуют. В худшем случае, в самом что ни на есть плохом, он был готов тронуться в путь немедленно, имея в кармане лишь денежные чеки путешественника и книжечку с поэмами Рильке.
