— Главное — беречь от посторонних глаз моего господина, а беспорядок — это пустяки, — бесцеремонно заявил Уортон, открывая дверь.
У Эдлин не было настроения казаться учтивой, и она уже решила устроить зарвавшемуся простолюдину хороший разнос. Но Хью успокоил ее, урезонив Уортона.
— Делай, как сказала леди. — Голос Хью на этот раз был намного слабее, но ударение на слове «леди» прозвучало очень отчетливо. Затем он подождал, пока затихнут шаги Уортона, и пояснил. — Таскать дрова — ниже его достоинства. Как же, ведь он слуга лорда.
— На мой взгляд, его понятие о достоинстве нуждается в некотором исправлении, — справедливо заметила Эдлин.
Но теперь, когда она увидела рубаху уже на рыцаре, ей пришлось признать, что у Уортона было достаточно причин, чтобы рассердиться. Одежда выглядела крайне нелепо. Рукава доходили Хью только до локтей, а подол едва касался колен. Эдлин пришлось завернуть край этого странного одеяния, чтобы осмотреть зашитую рану. Она уже видела его, когда он лежал обнаженным. Но тогда она не испытывала ни малейшей неловкости, все было так быстро и страшно, что она ни о чем другом, кроме как получше и наименее болезненно наложить швы, думать не могла. Теперь же ей пришлось вроде бы раздевать его, и ее, казалось бы, привыкшую уже ко всему, одолевало смущение. Но она не должна сейчас думать о своих чувствах, следовало немедленно отринуть всю эту чепуху. Ведь для нее главное — это вылечить его, спасти его, украсть его у смерти.
— Не пугайся, мне просто необходимо осмотреть швы. — Она старалась говорить спокойно и бесстрастно, но, похоже, ей это плохо удавалось.
— Это ты не пугайся, — произнес Хью, и, если бы он не был так слаб, она дала бы ему пощечину.
Но сейчас Эдлин только гневно посмотрела в его сторону, ей почему-то захотелось встретить его взгляд. Но глаза его были закрыты, и ей показалось, что он заранее был уверен в ее реакции.
Да, у него были великолепные черты лица, полные истинно мужской красоты. От Хью всегда исходила особая сила, которая заставляла женщин желать его так, словно они были суки во время течки.
Она усмехнулась. Минутное возмущение ее улеглось. Нет уж, она переболела такой болезнью раз и навсегда. Подобно тем людям, которые выздоровели после оспы и не могли уже подцепить ее снова. Все в ней молчало. Ей просто необходимо было проверить повязку.
Она сосредоточила свое внимание только на ней. Из-за того, что Хью тащили волоком по полу на этом половике, повязка ослабла, и ей пришлось снова все переделывать, чтобы она плотно прилегала к ране. Она привела в порядок его одежду, насколько это вообще было возможно, и поспешила поздравить себя не без чувства некоторого самодовольства, что происшедшее нисколько ее не взволновало. Хотя руки ее едва заметно тряслись, она постаралась не принимать этого во внимание.
