Эдлин подняла его голову и осторожно положила себе на колени.
— Выпей, — мягко, но настойчиво сказала она.
Он послушно выпил, но небольшое количество драгоценной жидкости вытекло из уголка рта, и он слегка поперхнулся.
В следующий раз надо будет приподнять его голову повыше, деловито подумала Эдлин, поднимаясь на ноги.
Она принялась собирать и складывать лохмотья, разбросанные по полу, не замечая, что он неотрывно наблюдал за ней, пока она возилась. Когда он заговорил, она вздрогнула от неожиданности. Заданный вопрос показался ей пустым и неприличным любопытством:
— Эдлин, а почему ты живешь в монастыре?
— Может быть, я дала обет. — Она не отрывала взгляд от своих рук, продолжая тщательно складывать тряпки.
Он тихо засмеялся, затем резко замолк, видимо, от внезапной боли, но все равно сказал, что хотел:
— Я так не думаю.
Обидевшись, она спросила:
— А, собственно, почему? Ты думаешь, что я недостаточно добродетельна для этой роли?
— Я думаю, что те две гадины, — он судорожно глотнул воздух, — которые приходили сюда, могли бы рассказать мне о том, какое положение ты в самом деле здесь занимаешь.
— Я думаю, тебе не следует больше разговаривать.
Его пальцы судорожно вцепились в подол ее платья.
— Тогда ты расскажешь мне сама.
Он чувствовал, что теряет сознание, но изо всех сил сопротивлялся этому. Она подавила в себе желание разом оборвать все эти беспокоившие ее вопросы. Все-таки в данной ситуации она не могла обходиться с ним так, как, безусловно, обошлась бы, будь он крепок, силен и здоров. Она решила просто увести разговор в сторону.
— Леди Бланш и Эдда могли бы быть близнецами, так они походки и по характеру, и по внешнему виду, — начала она совершенно ненужную историю.
Изо всех сил Хью старался держать глаза открытыми.
— Да что тебе до них! Разве я об этом спрашиваю? — Он явно слабел.
— Мать леди Бланш явно не испытала особого чувства восторга, когда ей показали ребенка служанки, прижитого от ее мужа, а это случилось как раз перед рождением самой леди Бланш, — спокойно продолжала она, ожидая, когда усталость возьмет свое.
— Скажи мне… ты… — настаивал рыцарь.
— Я думаю, что леди Бланш всю свою неиссякаемую злость всосала с молоком разгневанной матери. А Эдда обрела не менее неистовый характер с того момента, как только стала служанкой леди Бланш, вдобавок сознавая, что у них один отец.
— Когда мне станет лучше…
— Чтобы избавиться от обеих девочек, их в семилетнем возрасте поместили в монастырь, — монотонно рассказывала она.
