– Конечно, неправда, – прижимая голову к ее груди, пробормотал он. – Ты совсем другая, я знаю, ты меня любишь, хоть и говоришь об этом редко и неохотно. Но зачем слова, когда уже то, что ты приехала ко мне в СИЗО и вытащила оттуда, то, что ты даже бабку мою не бросила, поддержала… Уже только за это я в долгу перед тобой.
– При чем тут долги? Разве ты не сделал бы этого для меня? Ведь ты не то еще проворачивал, вспомни. – Марина погладила его по затылку, чувствуя под пальцами колючую щетину. – И не говори больше, что нужен мне только тогда, когда я сама этого хочу, ладно? Мне обидно это слышать.
– Прости меня, – покаянно шептал Женька, целуя ее в грудь через ткань майки и тяжело дыша, словно только вернулся с пробежки. – Конечно же, это все не так, я просто разозлился, хотел обидеть… Я знаю, что нужен тебе не только в спальне, я знаю… Можно, я поцелую тебя? – Он поднял глаза, и Марине стало его жалко. Как всегда, Хохлу не хватило выдержки и характера, чтобы обломать ее.
– Я поцелую тебя сама, идем. – Она встала из кресла и потянула его за собой в спальню.
– …Ты невообразимая, невозможная, – говорил спустя час Хохол, прикрыв глаза и поглаживая Марину по спине кончиками пальцев. Они лежали поперек кровати, обнявшись и отдыхая. – Мне всегда воздуха не хватает, когда я с тобой, кажется, стоит остановиться, и ты исчезнешь, растворишься…
– Ты заговорил стихами, дорогой, – заметила Коваль, сладко потягиваясь и переворачиваясь на спину.
– Я ради тебя еще не на то способен, – нежно поцеловав ее, сообщил он. – Я только с тобой рядом понял, что в жизни есть что-то кроме понятий и всего этого. Слушай, котенок, а что ты там толкала Бесу про наркоту?
– Историю из жизни, – грустно усмехнувшись, Марина закрыла глаза, прижав к груди Женькину руку.
– Из твоей?
– А ты не знал? Меня подсадил на героин Ваня Воркута, больше месяца кололи по три-четыре раза на дню, я уже не соображала, кто я и что со мной. А потом Егор сумел вытащить меня, лечил, вытягивал буквально с того света. И ему удалось – я лежу рядом с тобой здоровая и нормальная, а не сдохла где-нибудь под забором от передоза или ломки.
Хохол помолчал, переваривая полученную информацию, потом погладил ее по голове тяжелой ручищей и прижал к себе.
– Ну, что ты, родной? Это было очень давно, так давно, что я уже и не помню почти. – Марина вывернулась из его объятий и села сверху, глядя в его потемневшее лицо. – Я думала, что ты знал об этом.
