– Жень, он ведь не чужой мне, – напомнила Марина, взяв из бардачка пачку «Вог».
– Тебе все не чужие, кроме меня!
– Это еще что? – не донеся до рта зажженную сигарету, переспросила она, удивленно уставившись на мрачного Хохла.
– Да ничего! Ты никогда не думаешь обо мне, надо – встала, пошла, с Бармалеем уединилась, секреты у вас!
– Ты совсем поплыл? К кому приревновал, к дегенерату этому? Себя не уважаешь?
– Не в уважении дело.
– А в чем?
– А в том, что ты привыкла жить так, как сама считаешь нужным! Но ведь ты не одна, еще есть я, могла бы и меня спросить, – процедил Хохол, сжимая руль так, что костяшки побелели.
– Да? – прищурилась Марина, выпуская дым. – Я теперь что же, разрешения у тебя спрашивать должна, если мне вдруг приспичит пообщаться с кем-то?
– Я – почти муж тебе.
– Зарвался ты, вот что. «Почти муж»! – ехидно поддела Коваль, стараясь не выйти из себя. – Я сплю с тобой, и не надо передергивать. Мы сто раз обсуждали эту тему – муж у меня один, и по-другому не будет.
– Я устал от тебя, Коваль, – проговорил Хохол, резко затормозив и поворачиваясь к ней. – Я люблю тебя и не могу сделать так, чтобы ты была моей до конца, меня это злит и раздражает. Я не могу контролировать тебя…
«О, блин, ну, понеслось! Что за манера у мужиков пытаться взять меня под контроль? И Егор таким был, и Череп, и вот Хохол теперь… Не понимают они никак, что это гиблое дело, а главное, совершенно безнадежное».
– Женя, – устало произнесла Марина, погладив его по щеке, – ты ведь не дурак и прекрасно понимаешь, что нет такого человека, который смог бы подчинить меня, если только я сама не захочу этого. А я не хочу.
– Понятное дело! – усмехнулся он, стряхивая ее руку. – Ты ведь привыкла быть свободной и делать только то, что сама хочешь!
– У тебя приступ, что ли? – спросила она, взяв его за подбородок и заглядывая в глаза. – С чего ты завел бодягу?
– Надоело чувствовать себя не пойми кем. Не муж, не любовник, не охранник – кто я тебе, скажи? А, молчишь? Сама не знаешь?
– Я не пойму – тебя интересует слово, которым можно назвать наши отношения, или все-таки сами отношения? – разозлилась наконец Коваль, выведенная из себя его упрямством.
– О чем ты говоришь, какие отношения? То, что ты позволяешь мне гасить тебя тогда, когда ты сама этого хочешь, это – отношения?
Марина ахнула его по щеке со всей силы, даже ладонь заболела, Хохол мотнул головой, но стерпел, только зубы сжал.
– Домой! – велела она, отворачиваясь и надевая черные очки, хотя на улице уже было совсем темно.
