— Хорошо, — сказал Орест Димыч довольно, — и жизнь, эта, хороша…
— Бабс нету, — заметил Жуков глубокомысленно.
Я кивнул на улицу, к троллейбусной остановке как раз подошла целая стайка молоденьких женщин.
— А эти что?
— В фирме, — пояснил Жуков. — На легких ролях их много, но чем выше — тем женщин меньше.
Арнольд Арнольдович молча кивнул, а Орест Димыч заметил с усмешкой:
— Волнует проблема равенства? Женщины по-настоящему сравняются с мужчинами лишь тогда, когда согласятся облысеть.
Глеб Модестович хохотнул и погладил свою лысину.
— И еще признают, — добавил он, — что это весьма респектабельно!
Жуков и Орест Димыч засмеялись, я понял, что политкорректность в нашей фирме, к счастью, и не ночевала. Думаю, ее вообще не пускают даже на порог, остановив на входе и тщательно проверив металлоискателями.
— С женщинами легче работать, — осмелился вякнуть я. — Они понятнее, проще, предсказуемее. Не то что мужчины… А нам, как я понимаю, нужен предсказуемый мир.
Глеб Модестович поморщился.
— Евгений Валентинович, мир ни в коей мере не является предсказуемым. Но мы стараемся сделать его…
Он запнулся на минутку, я подсказал услужливо:
— Предсказуемым!
Он отмахнулся.
— Нет, управляемым. Да, представьте себе! Когда мир предсказуем, то это всего лишь предсказуемость. В смысле, предсказуемость пассивна. Но когда мир управляем, а мы стараемся делать именно это, то становится в какой-то мере и предсказуемым. Если, конечно, все получается так, как мы планировали…
У меня дыхание сперло, я почти прошептал:
— А что… удается иногда и… управлять?
Он усмехнулся.
— Работайте, Евгений Валентинович, работайте! Все увидите.
— Со временем, — добавил Жуков.
— И очень не сразу, — уточнил Цибульский злорадно.
— Но увидите, — утешил Арнольд Арнольдович.
Вечером я выкатил из супермаркета тележку с кучей продуктов, предпочитаю запасаться сразу на недельку как минимум, крутил головой, пытаясь вспомнить, где припарковал машину, за спиной раздался веселый вопль:
— Женька!..
Толя Ратник, веселый и раздобревший, облапил меня, помял, руки крепкие, чувствуется человек физического труда, оглядел с головы до ног.
— Что-то ты худой и бледный, как червяк… Мало получаешь?
— Да нормально, — ответил я, улыбаясь.
Он покосился на корзину из металлических прутьев, где, помимо хлеба и молока, еще и пакеты с экзотическими сортами сыра, нарезка ветчины и шейки, банка с красной икрой, десертные редкости.
— Вроде не голодаешь, — сказал он чуть ревниво, — все грызешь гранит… как ее, науки?
