— В кустах раздался какой-то шум, может быть, там была собака или какое-то другое животное. Он испугался и отпустил меня.
— И вы тут же убежали от него?
— Да.
— И сразу же пришли ко мне? Она покачала головой и отвела глаза подальше от его острого взгляда.
— Нет, не сразу, — спокойно ответила она, будто бы напрягая память. — Сначала я спряталась и… долго сидела там, ждала, пока он уйдет. Он искал меня, но потом ему это, видно, наскучило. И он ушел. Я еще долго не решалась выйти. А когда вышла — не знала, куда идти, кроме как к вам. Вы себе не представляете, как граф встретил бы меня!
— Расскажите мне.
Его негромкий приказ заставил ее вздрогнуть. Рассказать? Это было уже не так просто, потому что больше походило на правду, чем на ложь. За последние годы граф часто предъявлял ей чудовищные обвинения.
— Он уверен, что я уже одариваю своей благосклонностью кого вздумается, — сказала она. — Он бы обвинил меня… в распутстве. Он сказал бы, что я получила то, чего заслуживаю.
— И вы еще тревожитесь, как бы я не убил этого человека? — удивился Колин. Она резко повернула голову:
— Вы находите это забавным? Или вы думаете, что я должна из-за одного этого желать ему смерти?
— Ну, скажем, я бы вас за это не порицал.
— Вы не понимаете, — резко сказала она. — Дело не в том, что он говорит или делает. Главное — кто он.
— Он ваш дядя.
— Он граф Уэйборн!
Ее повышенный тон не произвел на него никакого впечатления, и она в душе осудила себя за такую горячность. Она постаралась взять себя в руки.
— Вы не знаете, какой он властный.
Колин закончил последние стежки, перекусил нитку и спрятал иглу в шкатулку.
— Я знаю только то, что он плохо управлял своим имением, испытывал терпение кредиторов, злоупотреблял своей властью и совсем запугал племянницу, убедив ее в том, что его жизнь необходимо спасать.
Все это была чистая правда, хотя и не вся. Ее ясные серые глаза заклинали его.
— Вы не можете представить себе всех последствий.
— Последствий? — спросил он. — Для меня? Она покачала головой и тихо сказала:
— Для меня.
Он удивленно поднял брови.
— Как это так?
Мерседес встала. Возбужденная его неотступными вопросами, она и забыла, что ей нужно закрыться платьем. Минутой раньше такое действие было бы продуманным кокетством. Сейчас же все произошло без всякого расчета или умысла.
— Если он погибнет, то все это обрушится на меня, — тихо сказала Мерседес.
Он смотрел на ее платье, свисающее с края постели вне пределов его досягаемости. Нижние юбки облепили ей ноги. Краска возбуждения бросилась ей в лицо, слабым отблеском окрасив кожу на груди. Мерседес вызывающе подняла подбородок, отчего нежная шея ее мучительно напряглась. И резким контрастом смотрелись ее тонкие руки, скрещенные на груди в попытке принять оборонительную позицию. Он подумал, что она, наверное, воображает себя неприступной. Но он видел лишь беспомощность и уязвимость.
