«Жучка! Место! Так-то вас, интриганок. Но без баб проблему информационной борьбы не решить — они в Ратном вместо СМИ работают».
— Погоди, деда, без женщин нам не справиться. Слухи, сплетни — их епархия. Не надо ключницу гнать, да мать еще позвать бы…
— Так! — В голосе деда зазвенели строевые интонации. — Со стола прибери, найди Анюту и приходите сюда обе! Давай, шевелись!
Листвяна мигом вызвала двух девок-холопок, велела прибрать на столе и сказать боярыне Анне Павловне, что ее кличет боярин Корней Агеич. Все было, вроде бы, правильно, но Мишка решил «дожать» ситуацию. Вперившись взглядом в ключницу, он, стараясь копировать дедову интонацию, выдал:
— Ты что, оглохла? Господин сотник велел ТЕБЕ найти мою матушку, и только потом приходить вместе с ней! А ну, пошла!
Листвяна метнула возмущенный взгляд на деда, но тот, словно ничего не слышал, целиком сосредоточился на наливании себе в чарку кваса из кувшина. Листвяна развернулась и пробкой вылетела из горницы.
«Хлопнет дверью или не хлопнет? Хлопнула! Ну и дура!»
Мишка вскочил с лавки и, высунувшись в дверь, крикнул ключнице в спину:
— Листвяна, вернись, дед зовет!
Обернувшись назад, увидел удивленно поднятые брови деда и скорчив хитрую рожу, приложил палец к губам. Дед, явно заинтригованный, расправил намоченные квасом усы и приготовился наблюдать продолжение спектакля.
«Эх, средневековье! Ни кино тебе, ни театра, а все уже давно обыграно и не по одному разу, и во всяких вариантах. Только и остается, что повторять мизансцены в подходящих ситуациях».
Листвяна вплыла в горницу с видом оскорбленной невинности и уставилась на деда. Дед, в свою очередь, с интересом пялился на внука.
«Был, в сое время, такой замечательный фильм „Все остается людям“. Я, конечно, не народный артист, но и публика-то тоже…»
— Ты, может, не знаешь, Листвяна, но стучать надо тогда, когда входишь, а не тогда, когда выходишь. Будь любезна, выйди, как положено приличной женщине…
Последние одно или два слова Листвяна вряд ли расслышала, потому что их заглушил дедов хохот и бряканье серебряной чарки, упавшей сначала на лавку, потом на пол.
Надо было отдать Листвяне должное. Несмотря на то, что колером и насыщенностью цвета сравниться с ее лицом могла бы только свекла, ключница нашла в себе силы спокойно подобрать с пола дедову чарку, аккуратно поставить ее на стол и спокойно выйти, тихонько прикрыв за собой дверь.
Дед еще некоторое время фыркал и утирал выступившие на глазах слезы, потом выдал одобрительное:
