Когда Нинеина весь скралась из виду за деревьями, дед придержал коня и, поравнявшись с санями, с какой-то веселой злостью глянул на Мишку.
— Кхе! Ну, баба, ну, умна! Эх, была бы помоложе, — дед по-гусарски подкрутил усы — какая бы воеводиха из нее вышла!
«Ну-ну, слышала бы Листвяна… Все-то вы, женщина про нас знаете, кроме одного — почему мы одних любим, а на других женимся! Не помню, чья мысль, но помечено точно».
— Да что там воеводиха, княгиня, царица! — продолжал восхищаться дед. — Семь потов с меня согнала! Счастлив твой бог, Михайла, что она тебя любит! И с чего бы? Лоботряс, лоботрясом! А она! Ой, не дай бог такой на зуб попасться! На-ка, погляди, чем отдарилась.
Дед подал Мишке замшевый сверток. Внутри оказался туго свернутый пергаментный свиток, тесно, почти без полей, исписанный уставом. Мишка, не без труда, начал разбирать первые строки — как и в большинстве документов этого времени, интервалов между словами не было, а некоторые буквы были пропущены, не вследствие ошибок, а в соответствии со способом письма, экономящим место на дорогом пергаменте — «под титлом».
Документ оказался «Пространной Русской Правдой» — сборником законов Ярослава Мудрого, дополненным Владимиром Мономахом.
— Ну, понял, на что намек? — поинтересовался дед, заметив, что Мишка разобрался с несколькими первыми строчками.
— Чего ж тут не понять, деда? «Юному роду, ничем, кроме воинских дел себя не прославившему», пора выказать себя на поприще управления.
— Вот я и говорю: лоботряс! Ничего, кроме того, что снаружи, не видишь.
— А что еще-то? — не понял Мишка.
— А то, что у нас в Ратном никогда ничего подобного не было, а у нее — пожалуйста! Еще и подарить может! Поприще, поприще… управлять-то по закону надо, а мы — ни уха, ни рыла! Не выказывать себя, а учиться надо! А то так выкажем… Ну, баба!
Дед снова подкрутил усы и послал коня вперед.
— Раз два! Левой, левой, левой!
Роськин голос, когда он вот так муштровал свой второй десяток, очень напоминал голос Ходока, скорее всего, потому, что Роська, вольно или невольно, подражал командным интонациям кормщика.
— Раз два! Левой! Глаголь, Он!
— Го!
— Земля, Ук!
— Зу!
— Левой, левой, левой! Хер, Аз!
— Ха!
Молодые голоса отвечали дружно, весело, даже с некоторой лихостью: вот, мол, как мы уже грамоту знаем!
«Шустро у Роськи дело продвигается. Действительно, такое хоровое разучивание, в сочетании с ритмическим движением здорово ускоряет процесс».
Как назло, практика тут же опровергла мишкины оптимистические выводы:
