— Простите, — сказала она вскоре, протягивая Эль Леону заколки, — я не могу это принять.
— Почему нет? Вы же взяли одежду. — Скрестив руки на своей широкой груди и облокотившись на дверной косяк, он посмотрел на нес с насмешкой в глазах, отчего Аманда стиснула зубы. — Que mas da?
— Разница в том… — Аманда слишком рассердилась, чтобы сдержаться, и тут же остановилась, осознав, что он обратился к ней по-испански. — Разница существует, — продолжила она как ни в чем не бывало, — и разница в том, что моя одежда оказалась испорченной по вашей вине. Вы должны были возместить это. — Черт, он смотрит на нее с такой улыбкой, как будто прекрасно все понимает. В который раз у Аманды возникло странное чувство, что Эль Леон знает о ней гораздо больше, чем она думает.
Предвечерние тени уже превратились в сумерки, но даже в этом неясном свете Эль Леон увидел искры ярости в глазах Аманды. Сколько еще он будет продолжать эту шараду? — лениво подумал он. Пока не устанет играть и не устроит ей «очную ставку»? Возможно. Она не слишком изменилась с тех детских лет и все так же не желает сдаваться до тех пор, пока не останется другого выхода. Ему было почти жаль ее.
Аманда. Что, думал он с полуулыбкой, она скажет, когда узнает, кто он такой? Хранит ли она до сих пор нежные воспоминания о мальчишке, который приезжал к ним в гости в те золотые летние месяцы? Даже тогда она казалась настолько выше его, единственная дочь и наследница земель своего отца, в то время как он был просто Рафаэль, младший сын дона Луиса, которому всегда сопутствовали какие-то неприятности.
Фелипе, разумеется, не упускал возможности заклеймить его безродным бастардом, заявляя, что дон Луис и Анжелика Бовс не были женаты. Не зная об обвинениях своего старшего сына, дон Луис не считал необходимым демонстрировать брачное свидетельство, оформленное в Новом Орлеане. Смерть его обожаемой Анжелики при рождении Рафаэля была для дона Луиса таким горем, от которого он так никогда полностью и не оправился… И это еще одна причина ненавидеть Рафаэля, по разумению Фелипе. К тому же Рафаэль родился в Соединенных Штатах и был не настоящим мексиканцем, а метисом, полукровкой: его мать — североамериканка, в то время как мать Фелипе принадлежала к одному из самых древних родов Мексики. Это еще одно звено в тяжелой цепи злобы, которую Фелипе годами ковал против своего сводного брата; цепи, которая в конечном счете привела его к смерти, с горечью напомнил себе Эль Леон. Все должно было закончиться совсем не так.
