Не зная ничего о сплетнях Широкого, я приехал в Тифлис с князьями и представил их начальнику штаба, который каждого из них знал лично и после короткого с ними разговора повел их к корпусному командиру.
Генерал Головин, приняв от депутатов народные просьбы, долго говорил с ними о прошедших ошибках русских и горцев и будущем благе тех и других. Затем, на третий день, князья, получив от корпусного командира щедрые подарки, возвратились в дома свои, а просьбы об утверждении за ними личных поземельных прав по обыкновению остались в делах к сведению.
Перед тем как я хотел повести их принять подарки и проститься с корпусным командиром, зашел в номер гостиницы, где стояли князья Алхас Мисостов и Магомет Мирза Анзоров, которых я уважал больше других кабардинских депутатов. Они оба, будучи недовольными ответом генерала Головина на просьбу их об утверждении за Кабардою земли Золко и Этока, спросили меня:
— Можно ли нам отказаться от подарков корпусного командира?
— Нельзя, — сказал я.
— Почему? — спросили они.
— Потому что в настоящее время он сильно опасается общего волнения всех горцев Кавказской линии, а более всего за Кабарду и за тагаурцев, и потому легко может понять ваш отказ как дурной знак, то есть может подумать, что вы уже в сношении с Шамилем.
— Ого! — воскликнул князь Мисостов, — напрасно, напрасно опасается генерал общего восстания. Скажите ему, что я могу ручаться за неосновательность его опасения. Кто в Кабарде восстанет? Разве он не знает, что в Кабарде осталось только пустое имя Большая Кабарда, а кабардинца, думающего о высших интересах Кабарды, не осталось ни одного. А в вашем Тагауре еще хуже; все сословия от своего отказались и отдали себя на произвол русских. Если же они оба не восстанут, то каким образом может состояться общее восстание? Гм! — странно, что гяур сам нас заживо похоронил да еще полагает, что мы живем.
Замечая в них готовность высказать всё свое негодование, я счел нелишним им заметить так; «Все, что вы сказали, имеет основание, но, извините меня, что я их в настоящее время, а тем более, в Тифлисе, нахожу неуместными и желал бы вам избегать с кем бы то ни было подобного разговора и непременно принявши подарки, отправиться домой, в ожидании того, что Бог даст».
— Подарки эти, — сказал Анзоров, — мы примем, но просим вас не сомневаться в том, что они внушают нам не благодарность, а негодование к тем русским, которые их нам делают коварно, но еще более и сильнее внушают нам презрение к нашим, которые, зная унизительность нашего положения, вопреки завещания достославных отцов наших, жадно за них хватаются, жертвуя за них народным интересом.
