Лорис читал мне это письмо и, вместе с тем, предложил мне от имени Великого Князя 6000 десятин земли по выбору моему около Пятигорска и, кроме того, щедрые царские награды, если останусь, а переселение чеченцев состоится так, как желает Его Высочество.
Лорис, убедившись, что подобными предложениями он только оскорбляет меня, снял маску свою, как перед начальством, так и передо мною, и написал Карцеву истину, что переселение ни в коем случае не может состояться, если генерал Кундухов не будет во главе его, и что Кундухов, раз переселившись в Турцию, ни за какие выгоды не вернется назад.[24] Тогда последовало приказание Великого Князя не назначать комиссию, чтобы удостовериться в действительной, ценности моего имущества, и выдать мне оценочную сумму. Лорис взялся за свое ремесло и начал со мною торговаться. По всей справедливости, мне следовало получить по самой меньшей оценке за каждую десятину не менее 15 рублей, т. е. 57000 тысяч рублей, а за дом 25 тысяч, всего же — 82 тысячи, но я получил 45 тысяч депозита и был доволен, потому что был готов бросить свое имущество, как бросали другие горцы, дабы избавиться от русского правительства.[25]
Кроме того, я потребовал от них 10 тысяч рублей для вспомоществования бедным переселенцам. Когда Лорис убедился, что сумма эта была недостаточна и что я сделал расход из своих денег, то отпустил еще 2 тысячи рублей и предоставил переселенцам всевозможную помощь по пути их следования.
Первая партия с семейством и родственниками моими была отправлена из Владикавказа 25 мая. Затем, каждый раз пропуская один день, выступали другие партии и, таким образом, отправив до 3 тысяч дворов, я остальных поручил Наибу Саадулле, а сам с тяжелым чувством и сокрушенным сердцем простился с милой родиной.
Обратился к Всевышнему с усердною мольбою дать мне возможность в числе турецких войск с правильно устроенными мухаджирскими войсками вернуться на Кавказ и избавить его от ненавистного ему правительства.
Хотя нет ничего приятнее, как видеть слезы старцев, выражающих чувства привязанности и признательности, но я не мог позволить себе испытать это удовольствие, справедливо опасаясь, что начальство будет преследовать всех тех, которые при прощании со мной, понимая свое положение, невольно выкажут чувство скорби при народе, собравшемся со мною проститься.
Я выехал 8-го числа июля месяца до рассвета. До первой станции меня сопровождал только зять мой, полковник (ныне генерал) Магомед Дударов.
