— Помилуйте, ваше величество, — мягко начал он. — Ивашка Головин весьма заслуженный и храбрый офицер, но по Уложению не может перейти сразу через два класса а только через один за особые перед отечеством заслуги То есть пожалуйте ему, матушка государыня, чин капитана первого ранга.
Она путалась в званиях и потому спросила возмущенно:
— Вы хотите понизить сего капитана?
— Повысить, ваше величество, ибо первый ранг выше третьего.
Марта так же царственно махнула рукой;
— Будь по-вашему, светлейший князь… А скажите, граф, как далеко вперед прописано в сем календаре?
— Тренка поведал, будто менее чем на триста лет.
— А что же будет далее?!
— Должно быть, конец света.
— Весьма любопытно! — вдохновилась она, готовая к новым расспросам.
Однако Меншиков почуял неладное — подведет в конце концов к тому, чтоб узнать срок своего царствования, — и грубовато перебил:
— Полноте, преувеличиваете, граф! Конец света мой дед ждал, да так и не дождался! Матушка государыня! Не выпить ли нам за наше грядущее?
Она приняла бокал, поданный светлейшим, и видна была жажда на ее устах, но взор все еще был обращен к Брюсу. И тот подыграл старому другу:
— Ваше величество, когда капитан Головин доставит нам календарь, тогда мы все узнаем. А он непременно доставит!
И за подмогу получил в награду серебряный стакан рому из светлейших рук.
— Благодарю за верность и службу, генерал-фельдцейхмейстер! — при этом сказал Алексашка.
Его тон оскорбил Брюса, и на миг возникло желание отходить его по спине ножнами, как недавно секретаря Екатерины, но граф слишком долго служил престолу и, хотя ощущал себя вполне русским, вынужден был сейчас сдерживать даже самые яростные чувства — и не потому, что таков уж был удел всех иноземцев, даже если они королевских кровей; покуда Головин не принес с Индигирки вещую книгу, он готов был слугою быть у Меншикова и, смирив свою гордость, наложником Марты Скавронской сделаться ежели потребуется, — таковой была сила притяжения Брюса к науке и страсть к познанию всего таинственного.
— Граф, голубчик, не забывайте нас. Навещайте иногда, ибо мы рады вас лицезреть!
Это означало, что высочайшая встреча окончена.
Едва за графом закрылись двери, как Екатерина допила вино, села и, расслабив тучное тело, словно расплылась в кресле.
— Налей-ка мне рому! Притомилась я… Меншиков взял у нее бокал и отставил подальше.
— Прежде закончим дела государственные, Екатерина Алексеевна.
Она обиделась.
— Не оговариваешь ли ты графа, Александр Данилович? Он весьма милый человек и приятен сердцу нашему…
