Не так давно в Министерстве экологии (уже после публикации «Тетради») ухватила меня какая-то дама (представилась, но я фамилию не запомнил):
— У меня такие материалы, такие материалы по Чернобылю! Будете печатать?
— Будем. Хотя мы ведь напечатали Медведева.
— Медведев — это что!.. Вот у нас, у нашей группы экспертов главной экспертизы по расследованию аварии, у нас материалы! Медведев этими данными не обладает, да и не все он мог сказать: сам ведь тоже и строил, и проектировал…
— Ну, разумеется, — сказал я, — в одной статье всего не скажешь. Время идет, появляются новые данные. Пишите нам. Будем печатать.
Говорили с полчаса. Впечатление: женщина знающая, да и очевидно ведь: полные материалы той экспертизы и до сих пор полностью не опубликованы.
Дама обещала в редакцию зайти, продолжить разговор. Принести материалы, дело даже выглядело так, будто она меня уламывает принять ее.
Не зашла, не принесла, не позвонила. А следы я не найду. Если же люди знающие молчат, незнающий у них ничего не вырвет.
И еще о цензуре того времени.
В Главлите (Солодин) объяснили мне обстановку: Главлит, если что нынче и цензурует, так только в порядке общегражданском (того же Солженицына), но существуют ведомственные цензуры (военная, атомная и др.), туда Главлит обязан посылать «сомнительные» материалы, а пропускать эти материалы, только получив «добро» этих закрытых ведомств.
Вот и медведевский материал («Тетрадь») должен пройти чуть ли не через шесть министерств (и комитетов), ясно, что все они сделают всё, чтобы его задержать. Но рассылать рукопись «Тетради» надо, получим ответы, будет яснее, что же нам делать.
Разослали. Получили ответы (довольно быстро). Все ответы — отрицательные: «Печатать нельзя!» И тогда вот что мы сделали: мы напечатали все эти ответы. Они-то ведь уже не могли быть государственной тайной, их-то Главлит не обязан посылать на визу авторам в те же министерства, но редакции Главлит имел право те ответы передать.
А мы, журнал, имели теперь право ответы напечатать. И напечатали. Ну а после этого не имело смысла задерживать и публикацию Медведева: замы министров сами о рукописи Медведева так хорошо рассказали, так хорошо, как никто другой бы этого не сделал. Итак, сначала отрицательные заключения ведомств, а затем и «Тетрадь».
Возникает в этом деле и А.Д. Сахаров: редакции требовался очень авторитетный специалист, который поддержал бы нас против ведомственных цензоров.
С Сахаровым свела меня редактор отдела прозы «НМ» Наталья Михайловна Долотова — муж ее (покойный) был крупным физиком, она была тесно с этим миром связана и помогала мне не раз (в случаях экологических — тоже).
