Так вот, ходил Коля возле своего дома и подбирал то, что могло гореть. Мимо проходил грузинский солдат.
— Что ты здесь делаешь? — спросил солдат.
— Да вот… ищу что-нибудь, чтобы согреть детям чаю… дети чай просят.
Не сказав больше ни слова, солдат снял с плеча автомат и в упор дал очередь по Николаю… вернул автомат на место… и ушел. Коля остался лежать с простреленной ногой на асфальте. Были перебиты артерия и нерв.
В госпитале его прооперировали — извлекли пули, но началась гангрена. Его переправили в Тбилиси.
Мы стали расспрашивать Колину мать, что с ним и как он. Она расплакалась и сказала, что два дня его искала, никак не могла найти, объехала весь город, но потом все-таки нашла в одной больнице на окраине.
— А ногу ему ампутировали. Сейчас ему уже лучше, но очень болит ампутированная нога.
Лида принялась ее успокаивать, говорила, что он ведь остался жив, у детей будет отец… а в условиях сухумского госпиталя Коля мог и не выжить… Бедная женщина соглашалась сквозь слезы.
— Но это еще не все, — сказала она. — Не все наши беды.
Она жила с дочкой. Однажды днем, часа в четыре, кто-то постучал в дверь. Спросили — кто там? Полиция. Откройте, мы ищем передатчик, где-то здесь прячется абхазский лазутчик. Открыли дверь. Вошли двое вооруженных в полицейской форме, прошлись по всей квартире, осмотрели все комнаты и ушли. Но как только стемнело, в дверь снова постучали. Откройте. Полиция. Открыли. Вошли те же двое, как оказалось — офицеры, и еще шесть человек рядовых. Вынесли из квартиры все: мебель, посуду, вещи. Погрузили на «Камаз» и уехали.
— Верите, даже мое старое белье в шкафу — и то унесли.
В купе наступило тягостное молчание.
Молодые мегрелки везли полную авоську хлеба, они принялись предлагать плачущей женщине буханку. Она сначала отказывалась, но видно было, что за эти два дня ее вряд ли кто покормил… и она взяла.
Поезд стоял на подъезде к станции Дранда, и всем было непонятно, что же задерживает движение. Вдали, правда, слышны были разрывы гаубичных снарядов — но мы и уезжали под звуки этих разрывов. Поезда же в Сухуми, как нам сказали попутчики, перестали пускать после того, как в ночь нашего с Лидой отъезда на вокзале под артобстрелом вспыхнул состав с горючим. Горючее из цистерн полилось в канализационные стоки, и пожар по ним рванул в сторону жилых массивов. (А из канализации, спасаясь от огня, выскакивали обезумевшие стада крыс.) После этого все составы разгружались в Дранда, куда не достали снаряды.
