Мы купили одну из двух ложек, извинившись, что не можем купить и вторую. В глазах его что-то блеснуло, я узнал этот блеск: голод. Мы ушли, а он остался стоять, держа перед собой вертикально поднятую ложку из мандаринового дерева.
Пронины вызвались помочь нам донести вещи до платформы.
По пути зашли к Айвазовым, нашим старинным друзьям, попрощаться. Возле подъезда стояла машина, а Баграт Саркисович с Зурабом как раз тянули мешок муки из подвала. Положили мешок в багажник и встали, растерянные. Перепугались незнакомых людей, которые теперь смогут навести мародеров. Но Пронины были не те люди, которых стоило опасаться — на водке они имели весьма неплохо, ни с мародерами, ни с полицейскими им самим якшаться было не резон.
Мы прощались с Багратом Саркисовичем и Зурабом, они неловко то протягивали, то отряхивали руки, испачканные в муке. Зураб сказал:
— Куда же вы уезжаете? Война уже скоро закончится.
Пронины подняли нам вещи на платформу Бараташвили по крутым ступеням и сразу ушли. Поезд мог прибыть и в 12.00, и в 16.00. Мы сами перетащили вещи поближе к тоннелю — на случай артобстрела и чтобы спрятаться от палящего солнца.
Вагон был полупустой. Мы разложили свои коробки, телевизор, обшитый тканью, как посылка, и сами втиснулись между ними.
Вошел среднего возраста и роста мегрел и объявил, что он проводник, а чтобы никто не сомневался, в руках он держал пачку мелких купюр купонов. Билет стоил полторы тысячи купонов — дешевле только даром, — собственно, билетов никаких и не было, проводник просто собирал со всех севших в вагон плату.
Поезд еще не доехал до Келасури (около 5 км от окраины), а мы уже поняли, что наше путешествие будет долгим: поезд останавливался по первому требованию любого, кто вышел к рельсам и поднял руку.
Постепенно вагон наполнялся людьми. Все тащили с собой самый разнообразный скарб, многие везли собранный с огородов урожай, спекулянты загружали мешки муки, подвезенные автокаром.
Состав с мерным стуком проехал мост через Кодор, и тут уже присутствия войны не замечалось. Не было сгоревших вагонов, цистерн. На полях мужчины тохали (тяпали то бишь) кукурузу. Женщины на чайных плантациях собирали чай.
Ингури. Въезжаем в Мегрелию, где единовластным хозяином Зугдиди и всей Мегрелии — Лоти Кобалия. Поговаривали, что до войны он был шофером на хлебовозке. Но теперь он верховный главнокомандующий «дикой мегрельской дивизией». Так они сами себя не без самодовольства называли. Да был ли у этих подразделений звиадистов вообще какой-либо официальный статус? С войсками Госсовета их примирила в августе девяносто второго война в Абхазии, свергнутый Звиад лично приказал верным ему войскам выступить против сепаратистов.
