Анна Антоновна Атуева. Нравственно поопустилась; физически преуспела.
Лидочка. Как и на чьи глаза? Для одних подурнела; для других стала хороша. Побледнела и похудела. Движения стали ровны и определенны; взгляд тверд и проницателен. Ходит в черном, носит плед Берже и шляпку с черной густой вуалеткой.
Нелькин. Вояжировал – сложился. Утратил усики, приобрел пару весьма благовоспитанных бакенбард, не оскорбляющих, впрочем, ничьего нравственного чувства. Носит сзади пробор, но без аффектации.
Иван Сидоров Разуваев. Заведывает имениями и делами Муромского: прежде и сам занимался коммерцией, торговал, поднялся с подошвы и кое-что нажил. Ему теперь лет за шестьдесят. Женат. Детей нет; держится старой веры; с бородою в византийском стиле. Одет как и все приказчики: синий двубортный сюртук, сапоги высокие, подпоясан кушаком.
V. НЕ ЛИЦО
Тишка, и он познал величия предел! После такой передряги спорол галуны ливрейные, изул штиблеты от ног своих и с внутренним сдержанным удовольствием возвратился к серому сюртуку и тихим холстинным панталонам.
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
Квартира Муромских; гостиная. Три двери:
одна направо – в комнату Лидочки и Атуевой,
другая налево – в кабинет Муромского,
третья прямо против зрителей – в переднюю.
Бюро; диван; у окна большое кресло.
ЯВЛЕНИЕ I
Атуева пьет чай, входит Нелькин.
Нелькин (кланяясь). Доброе утро, Анна Антоновна!
Атуева. Здравствуйте, здравствуйте.
Нелькин (осматриваясь). Не рано ли я?
Атуева. И нет; у нас уж и старик встает.
Нелькин. А Лидия Петровна еще не встала?
Атуева. Это вы по старине-то судите; нет, нынче она раньше всех встает. Она у ранней обедни, сей час воротится.
Нелькин (садится). Давно мы, Анна Антоновна, не видались; – скоро пять лет будет.
Атуева. Да, давно. Ну где ж вы за границей-то были?
Нелькин. Много где был, а всё тот же воротился. Всё вот вас люблю.
Атуева. Спасибо вам, а то уж нас мало кто и любит… одни как перст остались. Доброе вы дело сделали, что сюда-то прискакали.
Нелькин. Помилуйте, я только того и ждал, чтобы к вам скакать – давно б вы написали, видите – не замешкал…
Крепко обнимаются; Атуева утирает слезы.
Ну полноте – что это все хандрите?
Атуева. Как не хандрить?!
Нелькин. Да что у вас тут?
Атуева (вздыхая). Ох, – нехорошо!
Нелькин. Да что ж такое?
Атуева. А вот это Дело.
Нелькин. Помилуйте, в чем дело? Какое может быть тут дело?
Атуева. Батюшка, я теперь вижу: Иван Сидоров правду говорит – изо всего может быть Дело. Вот завязали, да и на поди; проводят из мытарства в мытарство; тянут да решают; мнения да разногласия – да вот пять лет и не знаем покоя; а все, знаете, на нее.
