«Сильно сказано, сэр», – сказал Родерик.
«Я твердо убежден в этом», – ответил полковник.
«К нациям вы, военный, те же принципы применяете?»
«Да».
«К актам войны?»
«К актам агрессии. Насилие как орудие политики – отрицание интеллектуального прогресса».
«Тем не менее, – сказала упрямо Альма, – это абсурд, что нас всех подозревают. Должно же быть у полиции хоть какое-то представление, кто это сделал».
«Если сейчас и нет, – сказал Гей, – непременно будет, как только девушка откроет рот».
Молчание. Я поставила стакан на стеклянный столик. «Ну, ради всех здесь, кто не является убийцей, обещаю, что Роберта будет в безопасности, пока не откроет рта».
Я вышла. Немного потребовалось, чтобы сошел внешний лоск с людей, которые оказались в опасности. В комнате отдыха были сильны подводные течения, и у меня возникло чувство, что, если беспристрастно за ними последить, можно разгадать тайну. А я бы сняла подозрение с полковника. Он высказался так убедительно о своих принципах… Но это делал бы и убийца, если умен? Актер, который скрывает инстинкты оборотня за безупречно цивилизованной внешностью. Когда произносился приговор преступнику, утверждалась его полная изоляция, никто и бровью не повел. Но, конечно, убийца мог и не находиться там. Были другие вероятности, как указал Алистер.
Я повернула за угол и налетела прямо на Николаса. Столкнулась с ним. Он схватил меня за руки и удержал, вглядываясь в глубину коридора. «Ну, вот и наш маленький полицейский осведомитель. В этом направлении инспектора нет, дорогая».
Я совершенно вышла из себя, с яростью смотрела, старалась вырваться из рук. «Дай пройти! Прочь! Разреши мне пройти! Ты не смеешь разговаривать так! У тебя нет прав…»
«Продолжай, продолжай… Куда идешь?»
«Это ни черта тебя не касается».
«Это касается любого в этом гнусном месте. Право остановить тебя, чтобы ты не бродила в темноте одна».
«Иду в кухню есть, – сказала я зло, – и спешу».
Он не тронулся с места. «А где дружочек?»
«Кого ты имеешь в виду?»
«Кавалера с золотыми волосами. Почему он не охраняет тебя?»
«У тебя недержание речи», – горько сказала я.
«У меня? – Он сардонически улыбнулся. – Ты могла бы сказать, что это ценная черта для писателя, а для мужа…»
«Точно. А теперь дай пройти».
«Минуточку. Оказывается, я вполне серьезен, Джианетта. Мне кажется, ты вообще очень любишь бродить одна… или с кем-то, кого не знаешь. Если бы у тебя была хоть капля рассудка, ты бы знала, что этот парень решительно взялся за дело. Разве ты не испугалась?»
