— Ну, а если по-русски спрашивать станут?
Доктор подумал и ответил:
— Тоже не желаю.
— А ежели пистолет наставят?
— Пусть. Тем больше оснований для молчания.
Ульяна Ивановна вздохнула.
— Если каждый так рассуждать начнет, ужасно много убитых будет и совсем докторов не останется.
И она всхлипнула так жалобно, что доктору Великанову стало больно, и он решил найти такую форму непримиримости к врагу, которая не расстраивала бы Ульяну Ивановну.
— Хорошо, — сказал он, — по-русски я буду отвечать, но только то, что найду нужным. Что же касается немецкого языка, то я его позабыл.
Беседуя таким образом, они подошли к крыльцу Больше-Полянской школы, где разместилась немецкая комендатура. Первое, что они увидели там через окно, была большая голова обер-лейтенанта Густава Ренке.
Так как Густаву Ренке предстоит в этой повести сыграть некоторую роль, нам придется посвятить несколько страниц и ему.
Густав Ренке, в прошлом бухгалтер корсетной фабрики «Миллер унд Келлер», обладал некоторыми личными взглядами, которые он называл «собственным мировоззрением».
Мир, по мнению Густава Ренке, был устроен очень удобно и просто — из двух половин неравной величины. Одна, очень большая, состояла из самого Густава Ренке и его интересов, а другая, очень маленькая, вмещала в себя все остальные элементы вселенной.
По характеру своему господин Ренке был невыносимо тщеславен и жаден. Если бы не многолетняя работа на фабрике «Миллер унд Келлер», приучившая его к умеренности и умению по одежке протягивать ножки, он давно бы уже сломал себе шею, но, к несчастью, он усвоил куцое трезвомыслие, превратившее его в весьма жизнеспособную личность. Это трезвомыслие почти безошибочно подсказывало ему — в каких пределах и где можно тщеславиться и грабить. Поэтому-то он был особенно вреден и опасен.
Колхозники Больших Полян уже на третий день появления Ренке в селе все — от мала до велика — звали его коротко и выразительно: «Шкода».
В описываемый момент обер-лейтенант, только что ублаготворивший свой желудок порцией клецек, был настроен сравнительно спокойно, пожалуй, даже мечтательно.
Он сидел, развалившись в кресле, украденном из учительской квартиры, с маленькой записной книжкой в руках и улыбался. Подобные блаженные минуты послеобеденного пустомыслия Густав Ренке называл «часом размышления» и использовал для записей в свой дневник, носивший выспренный заголовок: «Путь одного немецкого героя».
Заглянув через плечо господина Ренке, мы могли бы увидеть, что дневник этот велся по очень странной форме: сразу на двух страницах, по принципу «приход — расход». Впрочем, назывались эти странички не так: на левой красивым готическим шрифтом было выведено: «Приятные неожиданности», на правой — «Неожиданные неприятности».
