Первые страницы этой книжки Густав Ренке перелистывал с видимым наслаждением, так как в начале войны, побывав в Польше, а потом во Франции, «один немецкий герой» встречал, по сути дела, только приятные сюрпризы. Левая страничка пестрела короткими записями: «Пил вино разлива 1841 года», «Познакомился с маленькой Жанной», «Видел фюрера», «Послал Луизе посылку № 84» и т. д., правая же пустовала, если не считать лаконической записи от 20 декабря 1940 года: «Обнаружил гоноррею».
Однако, чем дальше перелистывал обер-лейтенант свою книжку, тем менее становилось приятных неожиданностей. Последняя запись гласила: «Спасся необычайным чудом от одной гранаты одного русского партизана». Ясно, что такую «неожиданность» можно было считать приятной только условно, за неимением лучшего, и, если придерживаться истины, надо сказать, что он даже некоторое время колебался — не отнести ли это событие в рубрику «неожиданных неприятностей». Но Густав Ренке так любил жизнь (разумеется, собственную), что бухгалтерская диалектика подсказала ему оптимистическое решение — радоваться целости своей персоны.
Записывать в этот день было абсолютно нечего, и он, вздохнув, уже готовился водворить «Путь героя» в карман, когда в дверь просунулась лысая, как биллиардный шар, голова писаря комендатуры Отто Дрихеля.
— Господин обер-лейтенант! Осмелюсь доложить: доставлена подвода с двумя неизвестными, по-видимому, скрывавшимися в лесу.
«Скрывавшимися в лесу!» — это звучало серьезно. Обер-лейтенант нахмурился и сказал:
— Немедленно привести сюда и позвать переводчицу. Здесь автору придется сделать небольшое отступление.
Предстоящая встреча доктора Великанова с обер-лейтенантом Густавом Ренке наводит на некоторые размышления. Конечно, чудес в природе не бывает, но пренебрегать случаем никак нельзя. В самом деле, в этом месте течение нашей повести могло бы повернуться совсем иначе и даже вовсе оборваться, если бы, скажем, Густаву Ренке пришлось встретиться с доктором Великановым не после, а до клецек, когда он бывал особенно зол и жаден. Или, — на минуту представим себе, — что произошло бы, если бы Ульяна Ивановна не вынудила доктора Великанова разговаривать с немцами хотя бы по-русски и он противопоставил послеобеденному тщеславию господина Ренке демонстративное молчание.
Без особого труда выяснив, с кем он имеет дело, Густав Ренке намеренно затягивал омерзительную процедуру допроса, любуясь собственной важностью. Задавая вопросы, он не говорил, а мямлил и в конце концов довел доктора Великанова до такого состояния, что тот готов был послать ко всем чертям не только господина Ренке, ко и Гитлера.
