Поняв, что доктор Великанов твердо решил уклониться от разговора, Ульяна Ивановна набралась духу и выступила вперед.
— Ты, милок, не очень кричи, — сказала она немцу. — Мы не глухие и люди почтенные, в возрасте… Это доктор наш, а я — сестра-хозяйка.
Ровно ничего не поняв, немец задумался, потом решил:
— В комендатуру.
Он вскочил на телегу и рванул вожжи.
Путникам осталось одно — послушно двинуться вперед.
До села было километра четыре, и доктор имел время войти в новое для него положение конвоируемого. И он вдруг вспомнил, как встретил однажды на улице города нескольких арестованных.
Особенно запомнилась доктору фигура одного, по-видимому, закосневшего в правонарушениях парня. Шел он, посвистывая, поминутно сплевывая, заложив руки за спину. Воротник его пиджака, несмотря на хорошую погоду, был поднят. И это было не совсем бессмысленно. Поднятый воротник казался злобным вызовом здравому смыслу людей, передвигающихся по улицам без помощи конвоира. Всем своим поведением парень подчеркивал полнейшее пренебрежение ко всему окружающему, даже к собственному будущему.
В свое время, в обстановке мирного советского города, поведение этого шалопая огорчило и возмутило доктора Великанова. Но сейчас он внезапно почувствовал желание возможно убедительнее и нагляднее продемонстрировать свое неуважение к немецким порядкам. Доктор поднял воротник плаща, сдвинул на затылок шляпу и, заложив руки за спину, сменил деловую, целеустремленную и очень прямую походку на ленивую, разболтанную поступь закоренелого бездельника.
— Что теперь будет только? — проговорила Ульяна Ивановна, с ужасом наблюдая за происходившей с доктором Великановым метаморфозой.
Тот пожал плечами.
— Об этом, Ульяна Ивановна, мне известно столько же, сколько и вам. Да и, в конце концов, это не так уж интересно: два безоружных старика, если даже погибнут, хода войны не изменят.
— Как же так неинтересно, Арсений Васильевич? — возмутилась Ульяна Ивановна. — Очень интересно. И старики совсем разные бывают. И вовсе незачем нам с вами на рожон лезть. Уж вы там старшему-то ихнему объясните, что, мол, мы народ медицинской специальности по мирной женской части.
— Мирной специальности, а сын — подполковник?
И доктор Великанов окинул Ульяну Ивановну таким взглядом, как будто она с головы до ног была увешана гранатами, пистолетами и кинжалами.
— Но дело сейчас даже не в том, что я не признаю термин «мирная специальность», — продолжал доктор, — а в том, что я сейчас принципиально не желаю разговаривать на немецком языке. Как вы не понимаете, что это унизительно?
