Но теперь уже ничто не могло остановить удачливого бизнесмена. Он должен был выжить. Он должен был вылезти, хотя бы потому, что где-то, ближе к хвосту, через три вагона от него ехала белокурая девочка в ярко-синем дождевичке.
«Надеюсь, этот олух сможет ее защитить…» Но на олуха надеяться не стоило. Только на себя.
Константинов повел плечами, гладкая подкладка пальто скользнула по материалу костюма. В самый последний момент, когда оно уже было готово упасть на пол, Константинов подхватил его и резко набросил на седого толстяка.
Тот, потеряв ориентацию, снова заревел, но Константинову было не до него. Он скользнул в разбитое окно, чтобы спрыгнуть рядом с поездом, в тоннель, но то, что он увидел, заставило его резко изменить первоначальное решение. Он умел принимать решения на ходу.
Константинов выпрямился, придерживаясь за оконный проем. Острые осколки разрезали ладонь, но он не обратил на это внимания. Владимир нащупал короб воздухозаборника на крыше вагона, ухватился за него и попробовал подтянуться.
Кто-то схватил его за штанину, и Константинов, не раздумывая, пнул свободной ногой. Он услышал сдавленный вскрик, и штанину отпустили.
Тогда он второй рукой схватился за соседний короб, оттолкнулся и забросил ногу на крышу вагона.
Он напрягался, тянул на себя эту проклятую голубую крышу, бил ногами по стене вагона, но сил не хватало.
В отчаянии он снова повернул голову направо. В сорока метрах от него, из гигантской дыры в потолке, бил упругий поток. В полумраке тоннеля он был едва виден; скорее не поток, а какое-то угрожающее движение темной зловещей массы, быстрое и… смертоносное.
Вязкая масса почти полностью облепила головной вагон; Константинов больше не видел отблесков, отбрасываемых вагонными плафонами на стенки тоннеля. Жидкая грязь прибывала с каждой секундой.
«Еще немного, и она доберется сюда…» Это придало ему сил.
Помнится, однажды он уже наблюдал нечто подобное – в армии.
Саня Ушенко, здоровяк хохол из поселка городского типа Соленое (Саня всегда так и говорил, мол, я из п. г. т. Соленое), никак не мог сделать подъем в упор переворотом и нарушал сержанту, командовавшему их отделением, всю отчетность. Тогда сержант, потеряв терпение, снял ремень и хорошенько врезал Сане пониже спины.
Это здорово смахивало на цирковой трюк: вот Саня висел, болтаясь, на перекладине, и вот он уже наверху, таращит глаза, и по толстым дрожащим щекам текут крупные слезы.
То же самое произошло и с Константиновым. Так и не поняв, каким образом, но он оказался на крыше вагона. Упал на спину, отдышался. Затем перекатился на живот, встал на четвереньки и пополз прочь. Назад.
